Демидова А.С.: Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю
Свидригайлов

Свидригайлов

В последние годы Высоцкий стал постепенно отходить от театра, отдавая предпочтение концертам, литературе и кино. И даже Свидригайлова репетировал в «Преступлении и наказании» неохотно. Хотя по энергии, мощи, темпераменту это была, пожалуй, самая яркая его роль.

Я вижу, как он уныло бродит за кулисами во время этого спектакля, слоняется молчаливо из угла в угол, тяжелой, чуть шаркающей походкой (так не похоже на прежнего Высоцкого!), в длинном сером, бархатном халате, почти таком же, как у Галилея; только теперь в этой уставшей фигуре - горечь, созерцательность, спокойствие и мудрость, то, чего так недоставало в раннем Галилее. Две эти роли стоят, как бы обрамляя короткий творческий путь Высоцкого, и по этим ролям видно, сколь путь этот был нелегким...

В Свидригайлове, так же как и в первой своей роли племяннике в «Добром человеке из Сезуана», Высоцкии вписывался как бы в чужой рисунок. «Преступление и наказание» Любимов поставил впервые в Будапеште за год до нашей премьеры (наша была 12 февраля 1979 года). Там, в Будапеште, над Свидригайловым работал прекрасный венгерский актер Иван Дарваш, который, к сожалению, не довел роль до премьеры - вышел из спектакля под благовидным предлогом, но его почерк в роли остался.

Демидова А.С.: Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю Свидригайлов

«Преступление и наказание»

Демидова А.С.: Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю Свидригайлов

«Преступление и наказание»

В Дарваша мы были все давно влюблены. На гастролях «Таганки» в Будапеште в 1974 году мы ходили смотреть Ивана Дарваша в гоголевских «Записках сумасшедшего». Все были потрясены тогда его игрой, филигранной разработкой характера и не сомневались, что Свидригайлова он бы сыграл блестяще. Когда Высоцкий стал репетировать в «Преступлении и наказании», Дарваша мы вспоминали часто, и Володя прикидывал, как бы ту или иную сцену сыграл Дарваш.

Володя играл Свидригайлова мягко, горько, убежденно. В сцене с Дуней - страстно.

Почти во всех своих ролях Высоцкий всегда играл себя. Свою тему или, вернее, своего лирического героя. Только с годами этот лирический герой очень менялся. Он мужал и взрослел.

ВЫСОЦКИЙ. Этот человек уже оттуда, потусторонний такой господин. И даже у самого Достоевского написано в дневниках, что он должен выглядеть как привидение с того света, тем более что он все время ведет разговоры о привидениях. Так что я знаю, как там, на том свете, в потустороннем мире, что там происходит. Поэтому у меня сейчас очень сильное потустороннее настроение весь этот период сдачи спектакля...

Он играл Свидригайлова положительным героем - во всяком случае, симпатии зрителей были на его стороне. Во втором акте спектакля Раскольников как бы вытеснялся со сцены. Главным героем становился Свидригайлов. Сцена обольщения Свидригайловым Дуни - огромная сцена. Свидригайлов здесь - жертва неразделенной любви. Сцена шла по нарастанию: от нежности до стихийного буйства, неистовства. В следующей сцене с Раскольниковым Свидригайлов холоден и равнодушен.

Прозаический текст в этой роли Высоцкий говорил как поэт чеканя каждую строчку, иногда выделяя смысловое слово, ставя перед ним цезуру.

«Моя специальность - женщины»...
«Значит у дверей подслушивать нельзя,
А старушонок чем попало лущить
       Можно?!»

На этих чеканных строках всегда возникал неожиданный смех в зале.

У Свидригайлова была и гитара, по поводу которой было много нареканий со стороны критики. Хотя в этом спектакле гитара была как «жест», как самоирония.

ВЫСОЦКИЙ. Вот, как всегда, как и в кино, меня приглашают петь и в театре, даже в этом спектакле, где совсем уже, казалось бы, невозможно петь, я пою старинный романс, душещипательный такой. Видимо, Свидригайлов все свои жертвы соблазнял вот этим романсом. И мы решили, почему бы ему не попеть и не поиграть на гитаре, издеваясь над Раскольниковым. Я вот пою такой романс, который сам написал: «Она была чиста, как снег зимой».

У Достоевского нет упоминания о том, что Свидригайлов поет под гитару. Высоцкий пел не русский романс XIX века, а собственную песню, написанную как стилизацию под русский романс начала XX века: «Подумал я: дни сочтены мои...»

Романс «Она была чиста, как снег зимой» - его старая песня, ранее она была широко известна, так как пелась в концертах и прозвучала в кинофильме «Первый снег», поэтому, так сказать, обросла ассоциациями с современностью. Включение ее в текст спектакля (не полностью) было неожиданным не только для зрителя, но даже для автора инсценировки Ю. Ф. Карякина. Были споры, правомерно ли включение в классический текст XIX века песни, имеющей отношение к современности, да еще считавшейся когда-то полублатной. Любимов настоял на этой самопародии.

Свидригайлова Высоцкий играл внешне спокойно, очень внушительно, с неожиданными взрывами ярости и страсти. В Свидригайлове Высоцкий играл не только конкретного персонажа из «Преступления и наказания», но и других героев Достоевского - и Митю Карамазова, и Раскольникова, и самого Достоевского, оставаясь полностью самим собою.

Из интервью с Высоцким:

Вопрос: Вы сказали в одной из бесед: «Я, в отличие от других поэтов...» Вот я вас считаю поэтом по преимуществу, а вы кем себя считаете?

у нас так случилось, что мы можем прийти в студию, записать - и показать в другое время, подчистив, придав этому форму... Так что появился новый вид искусства - телевидение. И, значит, может появиться новый вид искусства для меня. Вы спросили, кем я больше себя считаю - поэтом, композитором, актером?.. Может быть, все вместе это будет называться каким-то одним словом, и тогда я вам скажу: «Я себя считаю вот этим-то». Этого слова пока нет. Больше всего я работаю со стихом, безусловно...

Вопрос: Как вы относитесь к первым своим песням? И сколько песен вообще у вас?

В. В.: Честно говоря, я не считал, но думаю, что теперь около тысячи. Из них я помню, может быть, штук триста, не больше. Остальное, конечно, тоже помню, но, может быть, буду путаться, если петь. Некоторые забыл совсем. Я думаю, они стерлись из памяти потому, что они того стоили. Значит, не были, как говорится, до конца доделаны либо не были хороши. Я помню все свои первые вещи потому, что я ими начинал, они мне очень дороги.

Иногда мне предъявляют претензии по поводу первых моих песен, что это якобы песни уличные, дворовые, стилизация под блатные песни. Я могу в ответ на это сказать только одно. Они мне необычайно помогли в поисках упрощенной формы, в манере, которую я теперь приобрел в своих песнях - манере разговорной, страшно простой, манере доверительной. И, вероятно, доверие это предполагает двусторонний, что ли, контакт. Тебе интересно им рассказать о том, что тебя волнует и беспокоит, а им необходимо это услышать, то есть они хотят это услышать. И вот, если есть эта вот интонация такая - доверительная, раскованная, свободная и непринужденная, тогда, мне кажется, получается контакт, который ставит авторскую песню выше, чем песню такую, если можно сказать, официальную.

Вопрос: Какая разница между песнями прежними и теперешними?

Я всегда писал от имени разных людей, но всегда говорил «я» от первого лица - не из-за того, что я все это прошел, все испытал, как говорится, на своей шкуре, а, наоборот, из-за того, что там есть восемьдесят процентов фантазии. И самое главное - мое собственное отношение к людям, к событиям, о которых я пою, и вообще о тех предметах, о которых разговариваю, мое собственное мнение и суждение о них. Поэтому я имею право, думаю, говорить «я». Это просто такая манера - петь от первого лица. Ну, еще и потому, что я актер и в разное время играл разных людей. Возможно, мне проще, чем другим певцам-профессионалам, петь от имени какого-то другого человека, в его характере.

Значит, первые мои песни были написаны от имени ребят дворов, улиц, послевоенных таких вот компаний, которые собирались во дворах, в подворотнях, что ли. Очень много жизни было во дворах московских в то время. И танцевали, и играли там в разные игры, - все это было во дворах. Конечно, я думаю, что в этих песнях присутствует, безусловно, такая, ну что ли, если можно так выразиться, слово нехорошее, но точное, - заблатненная такая интонация немножко.

Но в них, безусловно, есть юмор и мое собственное к этому отношение, с улыбкой. Поэтому я люблю их очень, эти песни. И еще в них одно достоинство: мне кажется, что в них была, как говорится, «одна, ко пламенная страсть». Только об одном там шла речь, они были необычайно просты. Если это любовь, то это невероятная любовь и желание эту девушку получить сейчас же, никому ее не отдать, защищать до смерти, до драки, до поножовщины, до чего угодно. Если это поется человеком, который сидит где-то в тюрьме или лагере, то это желание его выйти на свободу. И, конечно, есть элемент бравады в этом и лихости какой-то, которая в общем свойственна всем молодым людям. Это дань моим молодым годам и дань прежним послевоенным временам, которые все мы помним. А теперь эти песни стали, безусловно, может быть, глубже, возможно, стали меня волновать другие темы, другие проблемы. Вероятно, человек, взрослея, стал задумываться о судьбах людей, страны и мира. Ну, как все люди, которые с возрастом начинают больше думать. Конечно, они переплелись, эти песни, в них появился второй план и всегда подтекст, видимо, больше образов.

просто появилось желание писать больше в художественных образах.

Раздел сайта: