Горячок В.И. Родом из детства (Отрывки)
3. "Про войну будут детские игры…"

Про войну будут детские игры...

Мирное довоенное время окончилось щемящим утром 22 июня...

Нина Максимовна: «... У меня сестра моя жила, Надежда, и она приходит и говорит: «Знаешь, что-то не пойму, хотела сахар купить, народу много везде. На площадях что-то обсуждают...». Она и не обратила внимания, и только от меня узнала, что началась война. А потом уже по радио стали нам всё объяснять, что да как.

Мы же все заранее занимались в ПВО и сигналы воздушной тревоги изучали. А когда по-настоящему всё это загудело на разные голоса, — стало страшно. Наш сосед прибежал испуганный такой, на ходу одевался. «Нина! — кричит сквозь вой сирены. — Нина, что делать-то?!» Я открыла книжку эту — «Сигналы воздушной тревоги», при каких, что нужно делать. Но какие там убежища, в нашем доме их не было, в подвале размещалась мастерская. Поэтому бегали на другую сторону улицы, где оборудовали помещение под бомбоубежище. Ещё раньше объявили, что все должны затемнить окна, и на этот случай из плотной синей бумаги изготовляли шторы с палками по обоим краям, которые днём висели в скрученном состоянии. С наступлением темноты мы сами, без напоминаний по радио опускали эти шторы. Вовочка обычно сам их заботливо скручивал утром, а к вечеру приговаривал: «Мамочка, уже пора окна зацеремонивать!» А ещё стёкла заклеили крест-накрест бумагой, от взрывной волны.

Когда началась война, я служила в бюро транскрипции при Главном управлении геодезии и картографии МВД СССР в должности транскриптора. Муж, Семён Владимирович, уехал ещё раньше, в марте 1941. Мы провожали его с Рижского вокзала на Запад. Володе исполнилось три года и пять месяцев, но он стойко переносил все тяготы неустроенного быта. В первые дни войны его не с кем было оставлять дома, и я брала Вовочку с собой на работу. Иной раз и спал он там, прямо на столах. Или бегал во дворе картографической фабрики, а то беседовал с вахтёрами».

В ночь с 21 на 22 июля 1941 года был отражён первый налёт немецко-фашистской авиации на Москву.

Здание бывших домовладельцев Абрикосовых, отель «Наталис», старое, но ещё крепкое, готовилось к вражеским налётам. Взрослым помогали и дети. Потребовалось заполнить песком специальный ящик на чердаке и бочки водой, это от немецких фугасов. Путь на третий этаж шёл по винтовой лестнице. Как и другие ребята, Володя брал с собой игрушечное металлическое ведёрко и носил в нём песок наверх.

... Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я, здоровый трёхлетка,
На воздушную эту тревогу,
Да, не всё, то, что сверху, от Бога —
И народ «зажигалки» тушил.

Мой песок и дырявый кувшин...

Возможно, что маленькие дети ещё и не понимали всей серьёзности этой своей работы. Но вот живой вестью, исполненной трагедией первых дней нашествия, приехала невестка Шура с двумя детьми. Её муж Владимир, младший брат Нины Максимовны, учился, как и Семён Владимирович, на связиста, они вообще с ним дружили. Он воевал ещё в Финскую, а эта война застала его с семьёй в Литве, (туда они прибыли из Челябинска), на границе с Германией в городе Таураге, перед самой войной. Он пропал без вести в начале боевых действий. Шура с детьми чудом вырвалась из пекла. Они все были полураздеты, в ссадинах и царапинах, измученные, а их рассказы оказались достовернее любых сводок Совинформбюро.

Нина Максимовна: «Достаточно представить, как уже в Москве в квартире на Мещанской 4-летний Вадик брал какую-то палку, «палил» из неё, имитируя стрельбу: «бух, бух», а его полуторагодовалая сестрёнка Ларочка покорно поднимала ручки кверху, как бы сдаваясь в плен. Володя в это время тоже носился с каким-то «оружием», и таким образом они учили друг друга новой страшной детской игре — в войну... Но при этом племянники, такие маленькие, имели уже точное понятие — что такое настоящая война.

— от нас, до почти годовалых,
Толковищу вели до кровянки,
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки...

Соседи по коммуналке проявили большую чуткость, помогли, кто чем мог, — собрали вещи, продукты, проводили моих родных на родину в Челябинск».

«С должности транскриптора освобождена 21 июля 1941 года».

 

Нина Максимовна: Некоторые бомбоубежища были хорошо оборудованы, там имелись кроватки, где дети могли спать, а уж родители и все остальные — кто сидел, кто стоял, — где попало. Именно ночью раздавались тревожные сигналы сирены, а по радио исключительно убедительным голосом объявляли: «Граждане! Воздушная тревога!» И мы должны спешно покидать свои квартиры и бежать через дорогу в убежище. А ещё страшнее казалось остаться без всего, если в наш жилой дом, не дай Бог, попадёт бомба и разрушит его. Представлялось, если бы мы вернулись, а ничего нет — ни одежды, ничего! Поэтому, хотя и длилось лето, шёл первый месяц войны, но всё равно я одевала Володю в зимнее пальтишко, так как следовало готовиться к тому, что это не скоро кончится, и хотелось, чтобы тёплые вещи уцелели к холодам. Брали с собой припасённые заранее воду и хлеб. В узелочек связывали всё только самое необходимое из одежды. Он не мог быть большим, потому что нести 3-летнего полусонного ребёнка на руках и ещё какие-то тяжести — всё это для меня очень трудно, к тому же я была такая худенькая. Там внизу, в подвале, мы хоть и чувствовали себя в относительной безопасности, но иногда ощущали, как вздрагивало над нами огромное здание, — Москву бомбили.

Однажды мы с сыном оказались в особенно переполненном убежище, где народу битком набито, душно, жарко. И сын хоть бы раз захныкал. Напротив, не вполне понимая происходящего, резвился. Со всеми разговаривал, похвастался, что знает много стихов. Потом я увидела, что он уже стоит на табуретке и увлеченно читает что-то вроде:


Стоит пограничник и смотрит в тайгу.
Туманом клубится глухая тайга,
Боец на границу не пустит врага...

же они просыпались после отмены тревоги, Володин, такой густой, не как у ребёнка, голос внушительно оповещал: «Отбой! Пошли домой!» После очередной бессонной ночи как-то мы толпились в коридоре, в волнении пересказывали и обсуждали недавние события. Маленький Володя крутился тут же и своим звучным голосом вещал: «Г-р-р-аж-ж-ж-дане, воздуш-ш-ная т-р-р-евога!» И вдруг действительно снова завыла сирена, и все опять побежали в бомбоубежище».