Высшая математика бытия
Странное слово - "судьба". От добра, от зла оно происходит? В нем и беспощадный корень "суд", и постоянная, неистребимая надежда на лучшее. Случилась беда - мы говорим: "Не судьба", а можем сказать: "Уж такая судьба". Требуем себе судьбу - и в то же время ее страшимся. Разобраться с этим мучительным словом Высоцкий смог только в семьдесят шестом году, когда из абстрактного понятия оно превратилось в физически ощутимую реальность. Две песни сложились тогда, абсолютно личных, где под словом "я" автор имеет в виду только себя и никого другого. В одной из них Судьба предстала беспомощным больным псом, неотступным, как фаустовский пудель:
Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну,
Но жаль ее, голодную, - ласкается, дрожит, -
Я стал тогда из жалости подкармливать Фортуну -
Она, когда насытится, всегда подолгу спит
И через этот нерадостный образ пришло осмысление той беды, которая с молодых лет исказила его земное существование, лишила множества простых человеческих радостей:
Бывают дни, я голову в такое пекло всуну,
Что и Судьба попятится, испуганна, бледна, -
Я как-то влил стакан вина для храбрости в Фортуну -
С тех пор ни дня без стакана, еще ворчит она.
Закуски - ни корки! Мол, я бы в Нью-Йорке
Ходила бы в норке, Носила б парчу!.. Я ноги - в опорки,
Судьбу - на закорки, - И в гору и с горки Пьянчугу влачу...
Когда это произошло? Можно ли точно установить, в какой день, в каком году влил он в свою Судьбу этот роковой стакан? Нет, здесь сюжет не житейский, а скорее мифологический, мифопоэтический, когда биография художника берется как целое и обретает небуквально-образное истолкование. И речь уже идет не о "пьянстве" в бытовом смысле, а о жертве, постоянно приносимой творчеству. Духовное начало всегда укоренено в телесном, оно энергетически им питается. Есть счастливцы, у которых эта связь гармонична: расходуясь, они тут же восстанавливаются. А есть художники, обреченные за свои духовные свершения платить физическим саморазрушением. Высоцкому выпала именно такая судьба, и мучительное сопротивление ненавистной "пьянчуге" стало условием творческого существования. Саморазрушение всегда идет по нарастающей, и художника страшит уже не столько физическая, сколько творческая гибель, опасность молчания:
Однажды пере-перелил Судьбе я ненароком -
Пошла, родимая, вразнос и изменила лик,
Хамила, безобразила и обернулась Роком, -
И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык.
Мне тяжко под нею, Гляди - я синею,
Уже сатанею, Кричу на бегу:
"Не надо за шею! Не надо за шею, -
Не надо за шею, - Я петь не смогу!"
Две главные свои беды - официальное непризнание и алкогольный недуг - он представил в фигурах двух безобразных старух, назвав их Нелегкая и Кривая. Каждая из них достаточно зловеща, чтобы погубить человека, а уж вдвоем они и сильного могут сломить.
И герой этой песни-притчи совершает нечто немыслимое - он ухитряется соединить свои несчастья так, чтобы они как бы нейтрализовали друг друга. У него достает мудрости и трезвости, чтобы увести страшных старух со своего пути, споить их, а самому убежать, сесть в лодку и продолжить свободное плаванье:
И припали две старухи
Ко бутыли медовухи -
пьянь с ханыгою, -
Я пока за кочки прячусь,
К бережку тихонько пячусь -
с кручи прыгаю.
Огляделся - лодка рядом, -
И за мною по корягам,
дико охая,
Припустились, подвывая,
Две судьбы мои - Кривая
да Нелегкая.
Греб до умопомраченья,
Правил против ли теченья,
на стремнину ли, -
А Нелегкая с Кривою
От досады, с перепою
там и сгинули!
Нелегко эта песня сочинялась, первый вариант получился несколько сумбурным, до ясности мысли не сразу удалось добраться. В жесткой, грубовато-разговорной манере, без малейшей риторики здесь рассказано о торжестве свободной личности, об индивидуальном опыте преодоления жизненных обстоятельств.
Возможностей утонуть в житейском море у Высоцкого было множество. Достаточно посмотреть на судьбы актеров советского времени - сколько их погибло, сгорело при первой же встрече с Нелегкой и Кривой! При отсутствии железной воли (а "железность" в артистической натуре - это не всегда достоинство), при нулевых в советское время социальных гарантиях артист то и дело попадал в порочный круг: перестали его снимать - он запил, а так как он запил - то его и не снимают больше. Десятки ярко начатых актерских биографий прервались таким вот банально-трагическим образом.
Не меньше опасностей сулило и стремление утвердиться в литературном мире. Скольких способных людей сломало столкновение с цензурно-издательской машиной! Невозможность напечататься для многих обернулась внутренней невозможностью что-либо писать дальше. Да и у благополучно публикующихся возникают свои проблемы. Успеха всегда не хватает: хочется званий, премий, орденов. Садится человек на "почестей иглу", как назвал это Высоцкий в старой песне. Труднее всего победить страх неуспеха. Смельчаков, готовых к пожизненному непризнанию, наверное, меньше, чем трижды Героев Советского Союза.
В чем тут корень зла? В том, наверное, что люди не умеют отвести проблеме успеха, карьеры определенное и конкретное место в своей жизни, не умеют загнать эту проблему в изолированный отсек, не смешивая со всем остальным. В результате ущемленное честолюбие разъедает душу изнутри, яд обиды отравляет все на свете, и ничто уже не радует: ни любовь, ни встреча с новыми людьми, ни солнечный день. И творческая энергия иссякает, поскольку она неразумно израсходована на бессмысленные страдания.
чередой алкогольных провалов: в этой бездне утонули все многочисленные поражения. А две главные беды его жизни, "Нелегкая с Кривою", парадоксальным образом привели к принципиальной победе. Минус на минус дает плюс - теоретически понять это довольно легко. А вот осуществить такую операцию на собственной душе - это высшее жизненное искусство, доступное очень немногим.
И прослеживая дальше путь Высоцкого, мы должны иметь в виду, что перед нами не жертва, а победитель. Человек, ставший выше Фортуны и Рока, сам сотворивший сюжет своей судьбы.