К ПРОБЛЕМЕ «ВЫСОЦКИЙ И ФОЛЬКЛОР»
Заметки на полях *
Поэзия Высоцкого кажется нам столь органичной, возникшей как бы из самой жизни, что мы не всегда улавливаем в ней переклички, аллюзии, влияния, которыми на деле она очень богата. Обладая феноменальной творческой памятью, поэт постоянно обыгрывал и использовал в своих стихах то, что он когда-то услышал или прочитал (в этом мы уже могли убедиться на материале предыдущей статьи). «Володины знания, — свидетельствует Л. В. Абрамова, — были <...> конкретны <...> Ему не нужно было держать это в активе, но когда надо — всё всплывало готовым. И вот именно момент мгновенной ассоциации, когда она нужна, — мгновенно протянуть руку и взять с полки у себя в памяти то, что необходимо, — вот это он любил очень, это доставляло ему огромное удовольствие» [70].
Наверное, именно так попадали в его песни чужие строки, вдруг оказавшиеся созвучными его творческим поискам. Попытаемся восстановить несколько таких эпизодов его творческой работы, сделаем как бы заметки на полях сочинений поэта. «Заметки на полях» — такая формулировка на первый взгляд неожиданна в разговоре о поэзии барда, привычно воспринимаемой прежде всего на слух. Но, во-первых, речь здесь пойдёт не только о песнях, но и о стихах, не прозвучавших под гитару автора и оставшихся в архиве. А во-вторых, всё поэтическое творчество Высоцкого — и песенное, и «письменное» — достояние Большой Русской Литературы, а в литературоведении без комментаторских «заметок на полях» не обойтись. Так получилось, что у нас все они связаны с проблемой «Высоцкий и фольклор».
1. «Не могу игнорировать бабов...»
Стихотворение «Если б я был физически слабым...», датируемое концом 50-х — началом 60-х годов, — одно из первых дошедших до нас лирических произведений Высоцкого. Возможно, оно, наряду с некоторыми другими стихотворениями той поры («День на редкость — тепло и не тает...», «Про меня говорят: он, конечно, не гений...»; подробно о них см. в статье, открывающей данный сборник), возникло до появления первых песен поэта. (Не став песней у Высоцкого, оно зато обрело музыкальную форму уже в 90-е годы: запись песни в исполнении группы «СерьГа» вошла в альбом «Странные скачки», составленный из произведений Высоцкого в трактовке современных рок-музыкантов.) Приведём эту полушутливую миниатюру полностью:
Если б я был физически слабым —
Я б морально устойчивым был, —
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголю б ни грамма не пил!
Если б я был физически сильным —
Я б тогда — даже думать боюсь! —
Пил бы влагу потоком обильным,
Но... по бабам — ни шагу, клянусь!
Ну а если я средних масштабов —
Что же делать мне, как же мне быть? —
Не могу игнорировать бабов,
Не могу и спиртного не пить! /2; 8/
Здесь, конечно, обращает на себя внимание комическое коверкание слова бабы бабов Высоцкий выдумал и сам, и в то же время не сам. Известно, что большое влияние на молодого поэта оказал уличный, «блатной» фольклор, очень популярный в годы его юности. Так вот, аналогичная падежная форма встречается, например, в песне «Одесский учитель танцев»: «Кавалеры, приглашайте дамов...» [71] (в одесском фольклоре язык вообще часто коверкается с целью имитации «еврейской» манеры; это ощущается и в некоторых ранних записях Высоцкого), а также в первой строчке песни «Что же мне делать? Женщинов нету!..» [72]. Заимствуя сам приём, Высоцкий, уже в начале творческого пути тяготеющий к разговорной лексике и интонации, заменяет иронично-«литературных» дамов и женщинов просторечным бабов, оттеняя этим словом и соседнее игнорировать, имеющее совсем другую стилистическую окраску, и звучащие в стихотворении канцеляризмы: физически слабым, морально устойчивым и т. п. Форма бабов тем органичнее для поэта, что герой его — средних масштабов и потому не претендует на изысканность речевого вкуса.
Сама же лирическая ситуация стихотворения Высоцкого восходит, как нам думается, к студенческому фольклору. Так, в песне «В гареме нежится султан...» султану, «что может девушек любить», но «вина не знает целый век», и римскому папе, у которого всё как раз наоборот («он может утонуть в вине», зато «любви не знает целый век»), противопоставлен весёлый современный студент:
А я различий не терплю, не терплю,
Вино и девушек люблю, да, люблю.
Чтобы всё это совместить,
Простым студентом надо быть [73].
Высоцкий, во-первых, заменяет студента человеком средних масштабов писать и петь. Во-вторых, в стихотворении есть отсутствующий в песне социальный подтекст: простой человек с простыми человеческими качествами явно не вписывается в официальный образ «советского человека», которому идеология хрущёвского времени предписывала жить по «Моральному кодексу строителя коммунизма». А в-третьих, молодой поэт уже здесь владеет искусством лаконизма, сокращая подробно развёрнутую поэтическую мысль песни — да и некоторых других аналогичных образцов студенческого фольклора (например, песни «Коперник целый век трудился...» [74]) — до афористичной, сжатой, как тугая пружина, миниатюры.
2. «Если вы в своей квартире...»
В песне Высоцкого «Утренняя гимнастика» (1968) из спектакля Театра сатиры «Последний парад» есть такие строки:
Если вы в своей квартире, —
Лягте на пол — три-четыре! —
Выполняйте правильно движения!
Прочь влияние извне —
Привыкайте к новизне, —
Вдох глубокий до изне-
можения! /2; 184/
Первая строка, по-видимому, представляет собой парафраз стиха из песни неизвестного автора «Получил завмагазина...» — характерного образца так называемого интеллигентского фольклора времён оттепели. Сохранилась запись этой песни в исполнении молодого Высоцкого — она вошла в компакт-кассету «Тихорецкая» из серии «Весь Высоцкий» (1996, 2000) и в альбом Высоцкого «На Колыме» (1997). Один из куплетов её звучит так (цитирую по фонограмме Высоцкого):
Мой сосед по коридору
Часто затевает ссору:
«Я до вас, ох, я до вас до всех дойду!
Вы ж тогда на печке спали,
Когда мы Варшаву брали
В “надцат-надцат-надцатом” году.
И вобще меня не троньте:
У меня жена на фронте,
Я считаюсь фронтовичкин муж».
Если есть у вас задира,
То не грех напомнить и ему:
Эх, мотылёк, ох, мотылёк,
Всему приходит срок...
Думается, оборот «если есть у вас квартира» и отозвался в песне Высоцкого. Но если у неизвестного автора он не несёт какой-то особой смысловой нагрузки (впрочем, довольно прозрачна и поверхностна в своём сатирическом пафосе и сама эта песня), то в «Утренней гимнастике» упоминание о квартире органично вписывается в общую лирико-философскую идею произведения и очень значимо само по себе.
«Утренняя гимнастика» — это построенная, как часто бывает у Высоцкого, на бытовом, житейском материале иносказательная песня о советской жизни и советском менталитете, которые определяются и общим неторопливым ритмом («Не спешите — три-четыре!»), и предупреждением «влияния извне» (тогдашние вожди старались свести до минимума наши контакты с Западом), и бодряческим оптимизмом («Не страшны дурные вести»). В итоге всё это оборачивается «бегом на месте общепримиряющим», каковым и была действительно общественная жизнь в брежневскую эпоху. Причём Высоцкий проницательно почувствовал эти тенденции задолго до того, как они стали очевидными и вошли в анекдоты (это будет в следующем десятилетии, в семидесятых). Упоминание же о своей квартире с выразительной оговоркой если вносит свой штрих в эту общую поэтическую картину. Не у каждого советского человека своя квартира есть, и отсутствие её у многих (в том числе и у самого поэта, в пору создания песни и ещё долго после не имевшего своего жилья) иронически оттеняет и даже как бы опрокидывает весь наперёд расписанный «режим» жизни. Ведь если вы даже не в своей квартире, то как (да и зачем?) вы будете выполнять правильно движения? Более того — выше есть ещё одна подобная оговорка:
Общеукрепляющая,
Если жив пока ещё, —
гимнастика!
Так на уровне поэтического иносказания идеализируемый официальной пропагандой уклад жизни контрастирует с реальным положением человека, у которого зачастую нет не только «квартиры», но и вообще — «жизни».
3. «Две красивые машины»
«Песню о двух красивых автомобилях», Высоцкий, возможно, оттолкнулся от широко распространённой в эпоху его молодости вошедшей в фольклор песни «Есть по Чуйскому тракту дорога...» («Машина АМО»), автором которой, по словам (никак, впрочем, не аргументированным) петербургского поэта и журналиста И. Фонякова, был сибирский писатель Михаил Михеев [75].
Сюжет песни составляет мелодраматическая история «соревнования» между двумя водителями и двумя машинами. «Отчаянный шофер» Колька Снегирёв работает на трёхтонной машине АМО, «а на форде работала Рая». Колька неравнодушен к Рае, но в ответ на своё признание слышит: «Если АМО форда перегонит, // Значит, Раечка будет твоя» [76]. Зная вкус массового слушателя, нетрудно представить себе исход такого пари:
На изгибе сравнялись машины,
Увидал он и крикнул ей: — Рая!
И забыл на минуту штурвал.
Тут машина трёхтонная АМО
Вбок рванулась, с обрыва сошла.
Коля жизнь за девчонку отдал.
В песне Высоцкого нет ни «Коли», ни «Раи» — здесь героями становятся только персонифицированные машины, подобно тому как персонифицировал поэт другие неодушевлённые предметы и, кстати, прежде всего — транспортные средства («Песня самолёта-истребителя», «Баллада о брошенном корабле»). У Высоцкого «светло-серый лимузин» в погоне за «возлюбленной» забывает «нажать на тормоз». Эта развязка вполне в духе героев Высоцкого, живущих обычно на пределе и часто на пределе же гибнущих. Но здесь всё не так просто, и уж совсем не так просто, как в песне про «машину АМО». У Высоцкого ощущается мотив какой-то роковой, фатальной неизбежности гибели. В самом начале песни поётся: «... Это будет как кровная месть городам!» /1; 189/. Ниже: «Только б вырваться — выплатят всё по счетам!» Кажется, для героев главное — не «съехаться» («Что ж, съезжаться — пустые мечты?»), а доказать и , и самим себе своё право на выбор, пусть даже оплаченный жизнью (позже, в 1975 году, похожая ситуация будет развёрнута Высоцким в «Песне о двух погибших лебедях»). Содержание песни, конечно, гораздо шире любых автобиографических аллюзий. В ней поётся о любящих вообще, о том, что в любви важно не промедлить и не опоздатьпоединке роковом, если воспользоваться известным поэтическим выражением Тютчева. Только здесь это поединок не друг с другом, как было в тютчевском «Предопределении», а с враждебным миром, в котором оказались, «как два пятна — две красивые машины» («Это скопище машин // На тебя таит обиду, — // Светло-серый лимузин, // Не теряй её из виду!»).
Конечно, песня «Есть по Чуйскому тракту дорога...» с её откровенной поэтической упрощённостью (даже рифма в ней есть не везде, а если есть, то самая банальная: любил — изучил — не может сравниться с виртуозной работой большого мастера. В песне про «Чуйский тракт» нет ни яркого метафоризма Высоцкого («Об асфальт сжигая шины»), ни его персонификации, доходящей до своеобразного отождествления тела человека и «тела» машины («Ну а может, гора ему с плеч, — // Иль с капота...»), ни его способности вместить в несколько строк целый поэтический перечень марок машин («... И громоздкие, как танки, // “Форды”, “линкольны”, “селены”, // Элегантные “мустанги”, // “Мерседесы”, “ситроены”»), хотя автор её, предвосхищая опыт Высоцкого, тоже включает в текст их названия («форд», «АМО»), как и обыгрывает некоторые детали («На могилу положили фару // И от АМО разбитый штурвал»). А самое главное — в истории Кольки Снегирёва и Раи нет большой сложности и глубины. Не исключено, конечно, что автор мог сознательно примитизировать своё произведение, придать ему пародийный оттенок, как это часто бывало в интеллигентском фольклоре (например, в песнях Е. Аграновича или А. Левинтона). Но для нас в данном случае это не так важно. А важно то, что без этой песни, возможно, не было бы шедевра Высоцкого — и этого уже достаточно для нашей благодарной памяти об авторе «Машины АМО».
4. «Что такое эта Вача...»
В песне «Про речку Вачу и попутчицу Валю» (1977) несколько раз обыграно и зарифмовано название реки:
Что такое эта Вача —
Разузнал я у бича, —
—
Возвращался хохоча.
(И т. д.) /1; 443/.
Герой песни, незадачливый бич, тоже зарабатывает на Ваче «самокритичным» резюме с той же рифмой:
Я на Вачу еду, плачу,
Над собою хохочу!
Этот мотив тоже восходит к фольклору — на этот раз к частушкам. Известны несколько частушек, где упоминается похожее название реки — «Кача». На карте Красноярского края реки с таким названием нет, но в народе так называют нижнее течение Абакана. Приведём тексты двух таких частушек:
Я на Качу еду — плачу,
— веселюсь:
Все подружки мне грозятся —
Никого я не боюсь!
Я на Качу еду — плачу,
С Качи еду — веселюсь:
—
На молоденькой женюсь! [77]
Легко заметить, что строки Высоцкого почти дословно повторяют строки этих частушек. Но к фольклорному тексту поэт подходит творчески. Во-первых, он заменяет одну букву в названии реки: реальная красноярская «Кача» для песни о магаданском крае не годилась. Слово Вача созвучно и имени героини песни — Валя (кстати, ни в одном справочнике нам не удалось найти реку с названием Вача — есть лишь такой посёлок городского типа в Нижегородской области). Во-вторых, Высоцкий заменяет слово на хохочу и этим усиливает уже имеющуюся в частушках аллитерацию. Этим приёмом он вообще владел мастерски (вспомним хотя бы аллитерацию на р, х, щ в «Охоте на волков»: на серых ). Чередование же мужской и женской рифм соответственно на ча (чу) и ача (ачу) создаёт, по замечанию Вл. И. Новикова, «эффектнейший узор по краю стиховой ткани» [78].
Нас, конечно, заинтересовало происхождение этих частушек. В сборнике, в котором мы их обнаружили и по которому выше цитировали, они никак не прокомментированы. Мы обратились с письмом к его составителю, известному петербургскому фольклористу А. А. Горелову. В ответном письме он любезно сообщил, что частушки записаны в 1917 году в Красноярске и Красноярском округе, и записи их хранятся в Рукописном отделе Института русской литературы в Петербурге, в коллекции М. В. Красножёновой.
Где мог услышать эти частушки Высоцкий? Ответ напрашивается сам собой: там же, в Красноярском крае, в 1968 году, во время съёмок фильма «Хозяин тайги». Участники съёмочной группы жили в селе Выезжий Лог, расположенном, судя по карте, километрах в двухстах от места впадения «Качи» в Енисей — расстояние по сибирским меркам небольшое. Они, конечно, общались с жителями села [79], и кто-то из последних мог напеть эти частушки «местного» содержания, запомнившиеся Высоцкому и спустя годы пригодившиеся ему в творческой работе.
Эта заметка стоит в нашей подборке особняком. Здесь речь пойдёт уже не о влиянии на поэзию Высоцкого того или иного фольклорного текста, а, наоборот, о том, как стала фольклором песня поэта.
Несколько лет назад О. Лекманов опубликовал песенный текст, обнаруженный им в девичьем песеннике 1980 года. Некая пионерка, проводившая лето рокового для Высоцкого года в липецком пионерлагере «Лучезарный», вписала в заветную тетрадку такие стихи (приводим их полностью, опуская лишь повторы строк):
АЛЁХА
Нам вчера прислали из УГРО дурную весть —
Будто нет Алёхи — был он, был, да вышел весь.
— ведь к нему на свадьбу шли мы,
А с ножом под сердцем за сарай его нашли?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Что ж, поубивается девчонка, поревёт,
Что ж, поубивается и слёзы оботрёт.
«Ты прости, Алёха, всё равно тебе теперь!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но однажды ночью он придёт к тебе во сне.
Скажет: «Танька, здравствуй! Это я пришёл к тебе.
— не беда,
А ножом под сердце — это он меня тогда! <...>»
И девчонка тихо обоймёт могильный крест.
Скажет: «Лёшка, здравствуй, это я пришла к тебе.
Ты прости, Алёха, и возьми меня с собой!
» [80]
Публикатору, видимо, неизвестно (во всяком случае, он не указал), что песня эта имеет конкретный авторский источник — песню Высоцкого «Нам вчера прислали...» (1964): две первые строфы приведённого выше текста совпадают с нею почти дословно (о расхождениях мы скажем ниже). Но сама эта публикация даёт повод для отдельного разговора — и разговора прежде всего о самом Высоцком.
В том, что произведение поэта «потеряло» авторство, ничего удивительного нет. Многие люди напевали его песни, не подозревая о том, что сочинены они Высоцким; песни эти не раз встречаются на страницах появившихся в последние годы сборников уличного и «блатного» фольклора. Любопытно другое: сюжет Высоцкого в данном случае имеет продолжение — третий и четвёртый куплеты. Ими младшие современницы поэта «догрузили» печальную историю влюблённых. Перед нами уникальный (может быть, единственный в своём роде) случай серьёзной народной обработки текста Высоцкого. В чём же она заключается?
Во-первых, как мы уже сказали, продолжен сюжет. У Высоцкого он завершается стихами: «... А потом без вздоха // Отопрёт любому дверь... // Ничего, Алёха, — // Всё равно тебе теперь!» /1; 63/. Никакого намёка на сентиментальность — только жестокая правда жизни, притом что, жалея погибшего Лёху, автор не осуждает героиню, которой нужно жить дальше. Этот мотив, кстати, отличает песню Высоцкого от уголовного фольклора, где за изменой обычно следует месть. Но массовому сознанию этого мало: ему нужна полная смысловая и оценочная ясность, нужны «душещипательность» и мелодраматизм. Всё это есть во второй — уже не «высоцкой» — половине песни «Алёха». Выясняется, что новый жених Таньки (у Высоцкого героиню звали Надей) и есть убийца Алёхи. Кульминационная же сцена у могильного креста должна заставить юных слушательниц прослезиться.
Во-вторых, текст Высоцкого подвергается заметной стилевой «правке». Сравним несколько параллельных мест, выделив их курсивом:
Нам вчера прислали
Из рук вон плохую весть:
Нам вчера сказали,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если б всё в порядке —
Мы б на свадьбу нынче шли, —
Но с ножом
Поутру его нашли.
Альбомный текст:
Нам вчера прислали весть
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А с ножом под сердцем за сарай
Разговорный стиль Высоцкого нивелируется и «олитературивается». Нейтральное прилагательное плохая сменяется чуть более претенциозным дурнаяиз рук вон превращается в более лёгкое, внятное и созвучное из УГРО. Строка Высоцкого «Поутру его нашли» известна и в другом авторском варианте: « его нашли». Эти мусора и превратились в массовом сознании в тоже созвучное за сарай; девушек не смутила даже явная грамматическая (падежная) несообразность этого слова. Наконец, выразительная деталь Высоцкого исчезает и заменяется более расхожим и более «литературным» — с ножом под сердцем.
В народной версии песни вовсе исчезают другие, чуждые девичьей «эстетике», строки и образы (выделено нами): «Не видать девахе гудёж»; «Получал Алёха // Дырки новые в душе» и т. д. «Реалистическая» песня превращается в жестокий романс, обрастает его жанровыми клише.
Так, оттолкнувшись от «низового» пласта русской культуры, поэзия Высоцкого, в свою очередь, вернула ей «долг». В таком двойном контексте ещё отчётливее проступает самобытность творческой манеры поэта, не вмещающейся в привычные рамки того или иного фольклорного жанра. «Тема моих песен — жизнь», — говорил Высоцкий. Тема же песен типа «Алёхи» — заранее заданное представление о жизни. Так соотносились между собой, скажем, «Дон-Кихот» — и рыцарские романы. Или «Повести Белкина» — и многочисленные сентиментальные повести начала девятнадцатого века.
P. S. Когда эта заметка была уже написана, автор услышал (благодаря В. А. Дузь-Крятченко) аналогичную опубликованной в «Новом литературном обозрении» песню в записи исполнителя, выступающего под именем «Петлюра». Сюжет её оброс ещё бо«Петлюры» (диск называется «Малолетка») не указано. И правильно: ведь сочинил её не Высоцкий...
Примечания
*Впервые: Вагант-Москва. 1999. № 4–6; 2002. № 7–9.
[70] Абрамова Л. В., Перевозчиков В. К. Факты его биографии. М., 1991. С. 37.
[72] Там же. С. 363.
[73] В нашу гавань заходили корабли. С. 364.
[74] См. там же. С. 367.
[75] Фоняков И. «Интеллигенция поёт блатные песни»: Контркультура нашей молодости // Лит. газ. 1996. 17 апр.
[76] В нашу гавань заходили корабли. С. 164.
[77] Русская народная поэзия: Лирич. поэзия. Л., 1984. С. 402.
[78] Новиков Вл. В Союзе писателей не состоял...: Писатель Владимир Высоцкий. М., 1991. С. 173.
Латышев Е. Сибирская тайга помнит Владимира Высоцкого // Новые Изв. 1999. 24 июля.
[80] Лекманов О. Из девичьего песенника 70–80-х годов ХХ века // Новое лит. обозрение. № 30. 1998. С. 440.