МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
«XX ЛЕТ БЕЗ ВЫСОЦКОГО»
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЙ НА ОТКРЫТИИ КОНФЕРЕНЦИИ
«XX лет без Высоцкого» — так назван проект, важной составной частью которого стала наша конференция. Само это название, говоря современным языком, было слоганом — ёмкой, броской, не нуждающейся в комментариях фразой, привлекающей внимание. Но как только она появилась в печати, как только появились наши первые диски и телевизионные передачи с этим названием — оно зажило. И сначала превратилось в некую провокацию (как же так: двадцать лет без Высоцкого? — двадцать лет с Высоцким!), а затем и в повод поразмышлять. Поразмышлять над очень грустным вопросом: что же за эти двадцать лет произошло с нами, с нашим отношением к Высоцкому? Эти размышления были плодотворными и интересными, и они-то и создали проект в том виде, в котором он сейчас существует.
Двадцать лет назад — наверное, из-за тех невероятных проводов, из-за самой неожиданности этой смерти, — возникло и развилось первоначальное понимание того, кто и что это такое было — Высоцкий. Тогда достаточно было процитировать строку или услышать запись, и вопрос — кто такой Высоцкий — отпадал сразу. Было ясное понимание, которое не нуждалось в каком-то осмыслении: на любых вечерах, с любым набором выступающих это понимание было и в зале, и на сцене.
Но прошло время. Прошло горе, затянулись раны, жизнь покатилась дальше, и понимание это медленно-медленно ушло. Осталась мощнейшая инерция, и остались слова, которые были сказаны, — в основном слова оценочные: гениальный, великий... Иногда появлялись отрицательные оценки, но в основном они были очень лестными: говорилось, что имя его будет жить в веках, что на его стихах будут учиться наши дети и внуки, что по его песням будут судить о нашем времени... Однако сама суть — что это было и кто это был — ушла.
К нам в Музей очень часто приходят люди неподготовленные. Они свидетели той инерции, того — двадцатилетней давности — понимания, кто такой Высоцкий. Они слышали те оценки, они прочитали где-то: гений. И приходят сюда, чтобы понять, кто же это, кого называют гением.
Думаю, что наступило время не просто вспомнить, не просто отдать должное. Не время комплиментарности, не время называть улицы его именем, а время спокойной собранной работы. Не затем, чтобы вернуть то неосмысленное понимание, которое возникло и очень широко распространилось когда-то, — а затем, чтобы спокойно, скрупулёзно, без нервов, сосредоточенно разобраться в том, что это было. Разобраться, опираясь на знание литературной традиции, на знание истории, на научные методы. Пришло время научного
И я хочу пожелать этой — уже второй — конференции, которую проводит наш Музей, удачи. Я уверен — во всяком случае, результаты первой конференции в этом нас убедили, — что наша с вами работа не напрасна, что мы-то знаем, как наше слово отзовётся, что мы на правильном пути, что мы делаем правильное благое дело — все вместе.
Благодарю всех собравшихся, кто счёл возможным и необходимым провести эти несколько дней вместе с нами. Хочу также поблагодарить наших сотрудников, которые очень напряжённо, в стеснённых, сложных условиях готовили программу конференции. Всем — спасибо. Надеюсь, наши общие усилия возымеют добрые плоды.
Г. И. Полока, кинорежиссёр
Мне казалось двадцать лет назад, что пройдёт время и всё определится. Во всяком случае, это достаточно большой срок, чтобы хотя бы эскизно разобраться в явлении, которое существовало рядом с нами. Я ведь старше Высоцкого, — и когда мы в первый раз встретились, мне казалось, что разница эта очень большая. А сегодня я его воспринимаю уже почти как сверстника.
— человеческим и актёрским: впечатление от близкого созерцания было сильнейшим. Мои встречи с ним были подготовлены первыми фильмами, в которых он снимался, таким мальчиком — бегающим, прыгающим, суетящимся. Размера личности я там не увидел, не ощутил. А вот когда он пришёл, — спокойный... Это была первая встреча, первый разговор о роли. В тот вечер шёл хоккей, и мы сели на кухне смотреть его. Но я смотрел не на хоккей, а на него. И мне стало ясно, что это не просто артист. Тогда ещё я мало знал его песен, да всего того объёма и не существовало, и многие знаменитые вещи ещё не были созданы. Но я вдруг понял, что встретил не просто исполнителя — я встретил соратника, я встретил товарища. Я встретил соавтора будущего произведения. Мне повезло. На эту роль был очень сильный конкурент: в пробе гораздо увереннее сыграл Козаков, который мечтал о роли Бродского, и у него уже были заготовки... Высоцкий к этому не был готов. Тем не менее возникновение в кадре личности, некоего культурного явления, которое одним словом «артист» не определялось, — решало всё. Удивительно, что не только я, но и Козинцев, который увидел его на экране и который никогда не слышал его песен, или Хейфиц — я имею в виду корифеев ленинградского кино, — пережили то же ощущение: возникло некое явление в жизни. Дело в том, что Высоцкий был не только артистом. Иногда он больше ощущал себя актёром, и мы видели великого лицедея, — потому что в этом состоянии он, казалось, может играть всё. И он играл всё. Но были моменты, когда он чувствовал какую-то ответственность перед Богом — и вдруг ощущал себя явлением. И тогда он вдруг начинал говорить такие вещи, что все затихали и слушали его как пифию. Я не знаю, что это было: то ли он ощущал себя исполнителем какой-то роли лидера, то ли это действительно было его сущностью, которая скрывалась за ежедневной актёрской суетой, — ведь в обычной жизни все актёры похожи друг на друга.
Этот феномен я до сих пор понять не могу. Думаю, что не только я. Я с ним бывал во многих местах, видел его выступления перед разной публикой, видел его в разговорах с разными людьми, — и всегда он был одинаково любим и одинаково востребован. Это был какой-то единый кумир всех слоёв общества: рабочие, жёны членов Политбюро... да совершенно разная публика!
Я вспоминаю случай, о котором уже писал, — я вспоминаю вечер, который устроила Галя Брежнева, — чтобы в первый раз услышать Высоцкого. Был очень строгий отбор приглашённых. Был Олег Ефремов, был художник Борис Диодоров, с которым Володя тогда дружил, была Люся Гурченко, был Жора Юматов, — это были люди из разных компаний, но они были единодушны в восприятии того, что происходило. Галя сразу налила себе фужер, но этот фужер простоял целый вечер. Понимаете? Она слушала, боясь шевельнуться.
Я вспоминаю свадьбу Олега Видова, который вошёл в брежневскую семью. На ней сидели Бондарчук с Ириной Скобцевой, Евгений Матвеев со своей дочерью и ваш покорный слуга (я, по-моему, свидетелем там был... не помню). Тамадой была жена Брежнева. А Брежнев в это время лежал на операции в «Кремлёвке», но была установлена прямая связь, и он как бы участвовал. И первое, что было заказано, — песня «Банька». И все аплодировали — не сразу, а выпив после тишины, которая наступила, когда «Банька» закончилась.
И вместе с тем — существовало официальное отношение. Вот наряду с этим. Существовали фразы в документах, которыми укладывалась на полку «Интервенция». Там говорилось, что он создал вместо руководителя большевистского подполья образ авантюриста. Что они, кстати, угадали, потому что он говорил, что всю жизнь хотел сыграть творца, артиста, человека, живущего чужими жизнями и устающего от этого противоестественного существования. И единственное для него мгновение свободы и счастья — это тюрьма перед смертью: тут уже не надо притворяться, не надо никого играть, а можно говорить то, что думаешь. Жизнь сейчас закончится, но — счастье. И вот этот парадокс Высоцкий хотел сыграть, и это совпало с пьесой: играя роль лидера большевистского подполья, он играл именно эту историю.
— с детьми, живут там очень изолированно, какой-то необыкновенной жизнью, которую они моделируют по своим убеждениям. И кончается всё это трагически: все умирают — или отравляются, или, когда их окружает полиция, чтобы взять штурмом и арестовать их лидера, они все добровольно сжигают себя. И вот Высоцкий говорил: «Я бы хотел такого лидера сыграть. Что он за человек? Почему он способен людей, как тот крысолов, привести к такому финалу? Он чудо или чудовище?»
И вот судьба его привела к похожей истории, к роли, о которой он говорил.
Всё это свидетельствует о том, что он ощущал наиболее болезненные темы, ещё только созревающие в человеческом сообществе. Я думаю об этом, чтобы понять, что же это такое было, откуда вот эта самая востребованность.
Я вспоминаю бум первых лет после его смерти. Все газеты стали о нём писать. Возникали какие-то концертные группы с какими-то слайдами. Какие-то люди, которые его никогда живьём не видели, рассказывали о нём очень темпераментно, подражали ему. В общем, был огромный шум. Тогда все, кто его знал, вспоминали его добром, воспоминания были в основном восторженные. Потом схлынула эта волна, и потихоньку стали писать гадости. Так, очевидно, природой устроено. Стали писать, что он — то наскандалил, то кого-то обидел, то кого-то бросил, то кого-то предал, не то сказал... Думаю, это были люди, которые просто использовали бум...
Чем дольше я живу, тем более благородным явлением для меня является Высоцкий. Даже иногда ловлю себя на том, что для меня он окружён ореолом какой-то святости. Бесконечной доброты, неправдоподобной, даже какой-то болезненной доброты — я такой ни у кого не видел. Я вспоминаю ритуал раздачи подарков. Он прямо с чемоданом — из заграницы — забрёл на «Ленфильм» и стал раздавать подарки. Кончилось тем, что чемодан оказался пустым, потому что он раздал все свои собственные вещи. Бритву даже какую-то отдал, говоря, что он якобы специально её привёз. Он был охвачен азартом это всё отдать, ощутить волну благодарности и сожалел, видимо, что чемодан небольшой. Такое состояние близко не каждому человеку.
«Астория»... Абдулов, когда эту историю рассказывает, вспоминает, что он тогда справился сам, что Высоцкий только помогал. На самом деле вышли четыре здоровых спортивных мужика и просто молотили Абдулова, как мешок. Высоцкий закричал: «Сева!» и пробежал, — нет, — просто пролетел эту улицу Немировича-Данченко, и я видел, как маленькое его тело просто раскидало этих людей. Я не понял, бил ли он их, но он их — раскидал. Это было что-то мистическое.
Я вспоминаю его импровизацию. Так случилось, что на «Мосфильме» собрались поэты, которые пишут песни. Очень именитые, известные, не буду называть их фамилии. И стали играть — не в буриме, а в импровизацию на стихотворные размеры. В то время как раз говорили, что Высоцкий пишет малокультурные и неразмеренные стихи. Но какой бы размер ни задавался, вплоть до гекзаметра, быстрее всех импровизировал он.
Всякие книжки по стихосложению он читал ночью, тайно, чтобы никто не видел. Потому что ему стыдно было, что он занимается самообразованием, — он этого стеснялся.
Наконец, я вспоминаю свой день рождения в Одессе в шестьдесят седьмом году. Я об этом уже писал, но вспоминаю постоянно... Это было в гостинице «Красной», и напротив моих окон был выход из Одесской филармонии. А там выступал кто-то из наших знаменитых музыкантов. Вся Одесса «стояла на ушах». Половина зала там была в смокингах — это же Одесса. Мы сидели напротив, выпивали. Владимир Семёнович не пил, только кушал и употреблял минеральную воду. Но пел беспрерывно. Кончился концерт, вышла эта фрачная публика... И вот толпища хлынула через улицу под наши окна. Никто не стал расходиться, стояли густой массой и слушали Высоцкого. Часа полтора. Потом была овация, и он спел «на бис» несколько номеров. Это было удивительное соединение: после Шопена преисполненные святости люди вот так восприняли Высоцкого.
Я думаю, что сегодня действительно наступил момент, когда в прошлое уходят анекдоты про него, в прошлое уходит клевета, время что-то отсеивает. Много людей пытались притвориться его близкими друзьями... Я не знаю, как себя квалифицировать, но в его самое трудное, бездомное время, когда он жил на улице Телевидения, а его мама жила на даче, я три месяца прожил с ним в его махонькой квартирке. Каждый раз после репетиции мы ходили в ресторан «Баку» обедать... Что это было? Это была самая близкая дружба или мне просто выпал счастливый билет? Я думаю, что выпал счастливый билет, и я имел возможность общения, которого ничто не заменит.
Ю. Ф. Карякин, литературовед
Насколько я помню — а познакомились мы с ним и с Любимовым в 1964 году, — тогда Любимов (и он признавался в этом) ещё не понимал, с кем он имеет дело. Первым это понял патриарх нашего худсовета Эрдман Николай Робертович. Он говорил: «Юра, у тебя гений растёт. Ты ещё сам этого не понимаешь». Любимов всегда почтительно его слушал, но тут — вряд ли поверил.
Не так давно я узнал, как к нему относился Бродский, — на равных совершенно. И это в то самое время, когда плеяда поэтов его за поэта не считала.
Однажды я летел в Америку, и рядом со мной сидела пожилая женщина. Мы познакомились, она оказалась тёщей Солженицына. И все четырнадцать часов я у неё выпытывал всякие вещи об Александре Исаевиче. Оказывается, его сыновья — один технарь, а другой профессиональный музыкант — были влюблены в Высоцкого. Все три сына, боясь строгого вкуса отца — а он был суров, это я знаю и по себе, — подсовывали ему записи, потихонечку, под настроение — вроде бы провоцируя на вопрос «а что вы там слушаете?». И в конце концов они его «заарканили». Об этом у самого Александра Исаевича я, когда был в Вермонте, от робости не спросил. Но стоит спросить.
— это и сравнить не с чем. Капица, академик, нобелевец, — обожал его. Шнитке был в восторге от музыки Володи...
Очень близко мы сошлись опять-таки в работе. У меня шла в Театре инсценировка «Преступления и наказания», он играл там Свидригайлова. Фантастически, конечно. Это было как раз то время, когда он маханул в Америку. Почти нелегально. И опоздал: уж полгода почти, как репетиции идут, уже через месяц спектакль должен выходить — появляется... Я был поражён, как он быстро вошёл в роль. Буквально недели за две. Мы как-то вышли на перерыв с репетиции, и я говорю: «Володь, я всё-таки не могу понять, как ты входишь в роль?» И он мне рассказал случай: «Ты понимаешь, это, наверное, со школы. Мы на переменке стояли, и один типяра сказал: мол, слабо пёрышко мальцу в глаз засадить? Мы сообразить не успели, что он такое говорит, как он подзывает пацанчика из начальной и пёрышко, писали которым, золотенькое такое, в него втыкает. Вот с тех пор я чувствую боль эту. Без боли этой играть просто не могу».
Что ещё?.. Ну, чисто человеческая, врождённая интеллигентность, — как будто он из семьи старых потомственных дворян. Удивительная черта: всегда замечательно умел держать дистанцию. Всегда учитывал возраст. Никогда ни малейшего панибратства. Ни сам не допускал, и никому не позволял, — сурово.
Когда Володя умер, мы с Наташей Крымовой были, пожалуй, первыми, кто провёл семинар в МГУ на факультете журналистики. Семинар был такой... полуподпольный. И не помню, кто — то ли я, то ли Наташа — сказал: «Погодите, ещё диссертации будут...»
Вот только что я ещё раз пролистал ваши альманахи — поразительно, просто поразительно. Я только теперь понял, какая невероятная работа вами проделана. Я должен поздравить ваш музей. Я одинаково люблю — что Булата, что Володю. Но поскольку живу в Переделкине и очень часто бываю в доме Булата, то во мне просто какая-то хорошая зависть: тому музею пока до вас далеко — и по изучению, и по всей работе. Но и расстояние между их смертями — семнадцать лет.
— после просмотра этих четырёх музейных сборников, — что хорошо бы рассмотреть и чисто музыкальную фактуру его творчества. Не наскоком, не с восторгами, а анализом. Это раз. Во-вторых, пора составить словник. Сегодня ещё раз проверил в Словаре языка Пушкина: к вашему сведению, слово «патриот» там семь раз, «патриотизм» — два раза. Возьмите газету «Завтра» — любой номер — раз сто там они наверняка. Во сколько раз Пушкин меньший патриот, чем, скажем, Проханов? Боюсь, у Володи вы тоже не найдёте такого количества этих слов. Во всяком случае, не больше, чем у Пушкина.
Вот ещё что. Я уже этого не сделаю, — кто-нибудь, может, сделает. «Охота на волков». Ведь это завершение целого цикла русской поэзии. «Я погиб, как зверь в загоне»... Если вы прочитаете Мандельштама, — это же сплошная погоня: «Мне на плечи бросается век-волкодав...» Или возьмите того же Александра Исаевича. Ведь одна из особенностей «Архипелага» в том, что он писался на ходу, на гону: буквально по пятам Солженицына выслеживала стая ищеек, чувствовалось их жадное дыхание, их лай. У меня была счастливая случайность видеть, как это делалось. Так случилось, что мы некоторое время жили на одной квартире, у его свояченицы. Да, это было написано совершенно на бегу. Не знаю, кто ещё работал в таких условиях. Поэтому Володино «остались ни с чем егеря», «за флажки» — вот под этим углом зрения посмотреть... Я б составил антологию на тему «Охоты на волков», завершив её этим мощным стихотворением.
Бродский ведь сказал: «Какая страшная потеря для языка!» Бродский, для которого язык — всё. Это ещё лишний довод за словник.
В общем, я очень завидую молодым. Вот всю ночь с завистью читал эти сборники. Поле не мерено, овцы не считаны... Вот этой завистью я и закончу. Труда вам, — потного, весёлого, светлого.
Т. А. Бек, поэт, член редколлегии журнала
«Вопросы литературы»
Я очень волнуюсь, поскольку предложение выступить было неожиданным. Я не чувствую себя как рыба в воде в этой теме. Но, верно, энтузиасты из Музея догадались, что я искренне, глубоко люблю Высоцкого, и их приглашение мне очень лестно... Знакома я с ним не была, и говорить о нём после близких друзей мне неловко. Я даже никогда не писала о Высоцком. Но, может быть, теперь напишу.
Несколько соображений для этой вот аудитории.
Я думаю: страшное недоразумение было в том, что Высоцкий в узкой литературной среде не принимался за равного. Возможно, потому, что при всей частичной оппозиционности среда эта была всё-таки и официальной, и ангажированной. А возможно, из-за интуитивного ощущения разницы возможностей и резонанса. Насколько я знаю по мемуарам, Высоцкого это оскорбляло и мучило. В результате время всё расставило на свои места, и где теперь в читательском сознании эти официальные эстрадные поэты? А Высоцкий, так рано ушедший, остался действительно крупнейшим поэтом канувшего времени. Наряду с Бродским.
Как человек, преподающий молодым, я могу свидетельствовать, что есть два очень сильных влияния (иногда провоцирующих, кстати, на тупиковое эпигонство) — это именно Бродский (как гениальный закат классицизма) и Высоцкий, в котором больше музыкальности, больше связи с фольклором, с русской сказкой и больше сатирических персонажей. Они равновелики по масштабу, но совершенно различны по своим векторам. Хотя оба, каждый по-своему, выходят из русского футуризма. Я прочла прекрасную статью Владимира Новикова в только что вышедшем словаре «Русские писатели ХХ века» — там наконец Высоцкому отдана должная филологическая дань в контексте мировой литературы. И я думаю, что поскольку футуристы называли себя и будетлянами, то Бродский был продолжатель , а Высоцкий — будетлян. И действительно, за некоторыми тенденциями его поэтики, возможно, больше будущего.
Важно отметить, что ни у одного русского поэта, кроме, пожалуй, Пушкина и Маяковского, с которыми Высоцкий тоже был самобытно связан, нет такого сочетания риторики и сатиры, философских символов и «натуральной школы» с бытовыми типами. Обычно ведь: Блок отдельно — Саша Чёрный отдельно. А у Высоцкого всё это вместе!
«Вопросы литературы», — журнал академический, «учёный» — может быть, первый из серьёзных журналов начал рассматривать поэтику Высоцкого. Была очень интересная статья Валентина Берестова, была рецензия на сборники «Мир Высоцкого». Будем продолжать это исследование и в дальнейшем.
Почему Высоцкий совершенно не устарел? Он же был очень тесно привязан к тому времени, которое называют застойным. Он, оказывается, даже к Гале Брежневой ходил — уж не знаю, преодолевал ли отвращение или было ему любопытно как сатирику? Но это время он действительно знал и изобразил изнутри. Почему он совершенно не устарел сегодня ни пафосом, ни сатирой? Я думаю, потому что, хотя мы и говорим, что пришло новое время, на Руси одна форма несвободы сменяется другой. А такая поистине свободная одинокая личность остаётся неизменной — та личность, которую выразил Высоцкий. Поэтому он абсолютно не устарел, наоборот — многие его строки и формулы стали ещё острее. И что ещё интересно. Как часто бывает с настоящими стихами, их адрес — то, что филологи называют «прототипической реальностью», — вдруг со временем укрупняется и расширяется. Некоторые стихи Высоцкого, обращённые к любимой женщине (это бывало и со стихами Пушкина), со временем читаются уже как обращение к будущему вообще, к родине, к грядущему читателю. Вот совершенно конкретные стихи о конкретной любви, а кажется, что они теперь уже к нам обращены:
Лёд надо мною, надломись и тресни!
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Всё помня, даже старые стихи.
И он действительно вернулся к нам уже всерьёз, как корабли из его песни. И мы помним и ранние стихи, и последние стихи поэта. И я рада, что Высоцкого рассматривают наконец не просто как талантливого актёра, который пел свои стихи под гитару, а как огромного русского поэта.
В. А. Зайцев, доктор филологических наук,
Дорогие коллеги, дорогие друзья!
Разрешите поздравить вас с началом конференции и приветствовать от кафедры истории русской литературы ХХ века филологического факультета МГУ. И — если позволите — несколько слов.
Так сложилось, что почти каждое лето я провожу на крайнем севере Московской области, на границе с Тверской губернией, в окрестностях Дубны, где Владимир Высоцкий неоднократно выступал. И этим летом в номере местной городской газеты, приуроченном к 25 июля, был помещён большой материал — целая полоса — под заголовком «ХХ лет с Высоцким». Да, Высоцкого в Дубне знают, любят и помнят. И на примере этого города можно видеть, что интерес к Высоцкому идёт по нарастающей. В частности, это относится и к преподаванию и изучению его творчества на нашей кафедре.
Не случайно один из работников именно нашей кафедры, присутствующий здесь Сергей Иванович Кормилов, ещё в 1983 году опубликовал первую научную филологическую статью о Высоцком в журнале «Русская речь». Спустя пять лет Высоцкий уже вошёл в программы специальных и общих лекционных курсов и в учебные пособия, которые опубликовали работники нашего факультета. А совсем недавно, два года назад, на предыдущей конференции мы смогли презентовать Музею том учебника «История литературы ХХ века», где в число десятка основных имён поэтов нашего столетия вошло и имя Высоцкого.
очень заметно. В диссертационном совете при филологическом факультете за последние годы защищено несколько диссертаций о Высоцком. Причём не только наших выпускников и работников, но и «людей со стороны» — мы их охотно всегда принимаем. Ещё в 1994 году Нина Михайловна Рудник защитила прекрасную диссертацию о трагическом в поэзии Высоцкого. А совсем недавно, в прошлом году, Анатолий Валентинович Кулагин защитил первую докторскую диссертацию по Высоцкому — тоже в нашем совете. Если говорить о наших выпускниках и аспирантах, то по темам, связанным с Высоцким и авторской песней, были защищены диссертации Светланы Сергеевны Бойко, Инны Алексеевны Соколовой. А если выйти за пределы нашего диссертационного совета, то за последние годы защитили диссертации Мария Васильевна Моклица, Валерий Петрович Изотов, Елена Ивановна Кузнецова, Ольга Юрьевна Шилина, Дмитрий Николаевич Курилов. Я от души поздравляю тех, кто защитился с таким успехом, и поздравляю всех нас с тем, что дело идёт так активно.
Что ещё радует. В прошлом году из шести моих дипломников двое защитились по темам, связанным с Высоцким, а в этом году в семинар на втором курсе пришли две студентки, которые сами изъявили желание писать о Высоцком и авторской песне. И это всё очень обнадёживает.
Хочется оглянуться назад, в далёкие уже времена — на полвека, примерно, — когда я сам ещё был студентом третьего курса и занимался в семинаре у доцента Виктора Дмитриевича Дувакина по творчеству Маяковского. Я просиживал всё свободное время в библиотеке Музея Маяковского в Гендриковом переулке — там были прекрасные фонды по поэзии начала ХХ века. И сейчас я сравниваю сегодняшний ГКЦМ В. С. Высоцкого и тот музей Маяковского: сегодня ГКЦМ — это не просто библиотека, где прекрасные фонды и великолепно поставлена библиографическая работа. Это не просто музей с богатой экспозицией. Это действительно культурный, научный и издательский центр, связанный с творчеством Высоцкого и авторской песней. За последние несколько лет вышло пять добротных томов «Мира Высоцкого», — и я не знаю, многие ли музеи сегодня могут похвастаться такой интенсивной работой и такой качественной продукцией.
Хочется сказать и о том, что особенно порадовало. В составе участников нынешней конференции мы видим приток новых и свежих сил. Очень интересными и содержательными тезисами заявили о себе не только студенты, но даже и школьники. Я не хочу всё сводить только к этому показателю, но, согласитесь, факт обнадёживающий.
Хочу ещё раз поздравить нас всех и пожелать успешной работы — прежде всего, может быть, этому молодому пополнению, но, конечно же, и докторам, и кандидатам наук, и нам всем.
профессор МГУ
Перед началом конференции кто-то из наших молодых коллег, подходя к этому дому, произнёс: «Это моя научная родина». Думаю, многие могут так сказать. Я здесь выступаю уже не как гость, а немножко и как организатор, и человек, к этой родине причастный. Поэтому хотел бы прежде всего поблагодарить наших гостей, только что выступивших, — и Геннадия Ивановича Полоку, и Юрия Фёдоровича Карякина, — они замечательно писали о Высоцком, но вот какие-то новые штрихи добавили. Меня очень тронуло выступление Татьяны Бек: стало ясно, что журнал «Вопросы литературы», о существовании которого, безусловно, знал Высоцкий, журнал интеллигентный и аристократичный, в отличие от нуворишского, снобистского «Нового литературного обозрения», оказался к Высоцкому неравнодушен. Всё настоящее перекликается с Высоцким.
Мы с вами ещё будем профессионально и детализированно говорить все эти четыре дня, но перед этим я хотел со своей субъективной точки зрения отметить два момента уходящего года. Во-первых, то, что эту очень «высоцкую» формулу «ХХ лет без Высоцкого» наша культура и наш народ поняли очень верно: «ХХ лет с Высоцким». Причём прошли только первые двадцать лет посмертной жизни Высоцкого, а она ещё будет продолжаться очень долго — пока существует русская культура. Во-вторых, большое впечатление произвела на меня та часть проекта, которая включила в себя «неродное» исполнение песен Высоцкого: на трёх дисках его песни исполняют барды, артисты, иностранные певцы. Мне кажется, что с этого года по-настоящему началась эпоха исполнения Высоцкого другими певцами. При том, что Высоцкого не заменит никто, это начало параллельного процесса. Записанное на дисках чрезвычайно интересно по спектру: от академичного утончённого Мирзаяна, который показал, что песня «Парус», оказывается, очень интеллигентна и имеет большой символический подтекст, до совершенно бесшабашной «Песни о госпитале» в роковой интерпретации Сукачёва. По отзывам молодого поколения я могу судить, что принимают и такую экстремальную трактовку, а значит, Высоцкого она только обогащает.
— а теперь оно уже предъявило пять томов трудов. Ни одна из узких наук — ни мандельштамоведение, ни пастернаковедение, ни ахматоведение ничего подобного предъявить на исходе века не может. Сейчас в ходу такие «проекты»: заявить что-то, — к примеру, 120 томов Толстого, потом выпустить один том, а остальные 119 оставить «на потом», — главное — по-советски отрапортовать, заявить проект, получить под это дело гранты, деньги и ничего не делать. А о сотрудниках нашего Музея, который действительно стал культурным центром, а не только музеем, словами Высоцкого можно сказать: «А наши ребята за ту же зарплату...» совершают поистине фантастические дела. Мы, часто заходя сюда, видим, что это такая же подвижническая работа, какой была работа Театра на Таганке в его лучшие годы. Причём всё это было бы невозможно без тех высоцковедов, которые к нам приезжают, — не хочется говорить «из провинции» — из глубины России. И вот подобно тому, как Россия поддержала Высоцкого, когда ему необходима была аудитория самых разных городов, так и сейчас — Россия вытягивает высоцковедение. Не только Россия, но и Украина, и Узбекистан, и Латвия, представители которых есть на нашей конференции.
Не думаю, что Высоцкий тосковал бы по разрушению «совейского» союза, как от имени своих персонажей он порой произносил это название. Но культурная общность России и тех стран, которые этот союз составляли, сохраняется во многом благодаря Высоцкому. Существует прекрасный Высоцкий Союз, и, я думаю, он по-настоящему нерушим.
ДОКЛАДЫ, ПРОЗВУЧАВШИЕ НА КОНФЕРЕНЦИИ
13 ноября
1. ШАУЛОВ Сергей Михайлович — кандидат филол. наук, Башкирский гос. пед. университет: «Карамазовское и гамлетовское Высоцкого».
2. СВИРИДОВ Станислав Витальевич — ст. преподаватель Калининградского гос. университета: «К вопросу о художественном пространстве В. Высоцкого».
3. ИСРАПОВА Фарида Хабибовна — кандидат филол. наук, доцент Дагестанского гос. университета (Махачкала): «“Мой Гамлет” В. Высоцкого как образец интертекста и лирики дионисийского типа».
— ст. преподаватель Магнитогорского гос. университета: «Формирование фразеологической доминанты в поэтических текстах В. Высоцкого».
5. ТИХОМИРОВА Марина Эрнестовна — зав. отделом книжных фондов ГКЦМ, ЮРОВСКИЙ Виктор Шлёмович, Москва: «Библиографическая работа в ГКЦМ В. С. Высоцкого: состояние, проблемы, перспективы».
6. КАЛИНИНА Валентина Владимировна — доцент Лиепайской пед. академии (Латвия): «Творчество В. С. Высоцкого в курсе литературы русской школы Латвии».
7. БОГОЯВЛЕНСКИЙ Борис Дмитриевич — кандидат истор. наук, Москва; МИТРОФАНОВ Кирилл Германович — кандидат пед. наук, Москва: «Авторская песня как исторический источник (Особенности жанра и методики его исследования)».
8. ШИЛИНА Ольга Юрьевна — кандидат филол. наук, Санкт-Петербург, Институт русской литературы РАН: «Творчество В. Высоцкого в свете оппозиции Закона и Благодати».
— кандидат филол. наук, доцент Национального университета Узбекистана: «О некоторых социокультурных и социолингвистических аспектах языка В. С. Высоцкого».
10. ТОМЕНЧУК Людмила Яковлевна — театрально-музыкальный критик, Днепропетровск (Украина): «К каким порогам приведёт дорога? или Сольются вместе финиши и старты (“Дорожные истории” Высоцкого)».
14 ноября
— доктор филол. наук, доцент Коломенского гос. пединститута: «Ранняя лирика В. Высоцкого в свете эволюции его творчества».
2. КРЫЛОВ Андрей Евгеньевич — зам. директора ГКЦМ: «Песня Высоцкого “Через десять лет”: Трудный случай текстологии».
3. ЯЗВИКОВА (КОЛЧЕНКОВА) Екатерина Геннадьевна — студентка Тверского гос. университета: «Циклообразующая роль архетипа волка в дилогии В. С. Высоцкого “Охота на волков”».
4. ШЕВЯКОВ Евгений Григорьевич — студент Нижегородского гос. университета: «“Баллада о Любви” и “Баллада о борьбе” как коррелятивные художественные единства».
5. ЕВТЮГИНА Алёна Александровна — кандидат филол. наук, Екатеринбург; ГОНЧАРЕНКО Илья Георгиевич — студент, Екатеринбург: «Стихотворение Высоцкого “Я был душой дурного общества” (опыт анализа с коммуникативной точки зрения)».
— кандидат филол. наук, доцент Тверского гос. университета: «Жанровые особенности дилогии в поэзии В. С. Высоцкого».
7. ЛОЛЭР Ольга — магистр Лидского университета (Великобритания): «Гумилёв и Высоцкий».
8. ТОЛОКОННИКОВА Светлана Юрьевна — кандидат филол. наук, Борисоглебского гос. пединститута (Воронежская обл.): «Бард и научная фантастика: Интерпретация одного из возможных подтекстов сказок В. Высоцкого».
9. КОЛОШУК Надежда Георгиевна — кандидат филол. наук, доцент, Луцк (Украина): «Творчество В. Высоцкого и “лагерная” литература».
10. РЯЗАНОВ Сергей Константинович — ученик 11 класса, Троицк: «Высоцкий — Башлачёв — Кинчев: Поиски истины» [1].
— магистр филологии, Национальный университет Узбекистана: «Любимый герой русской литературы (Поэтика образа “дурака”; на материале текстов песен “Дурачина” В. Высоцкого и “Выше ноги от земли” Я. Дягилевой)» [2].
12. ВДОВИН Сергей Витальевич — Карабаново (Владимирская обл.): «“Я на борту — курс прежний, прежний путь...” (25 июля 2000 года — “XX лет без Высоцкого”)».
15 ноября
— кандидат филол. наук, доцент Узбекского гос. университета мировых языков: «Некоторые замечания о четырёхстопном ямбе Владимира Высоцкого».
2. ФОМИНА Ольга Александровна — студентка Оренбургского гос. университета: «Специфические средства выражения военной темы в поэзии Высоцкого».
3. РУССОВА Светлана Николаевна — кандидат филол. наук, доцент Киевского лингвистического университета: «“Своё” и “чужое” в поэтическом мире В. Высоцкого».
4. ОДИНЦОВА Светлана Максимовна — кандидат пед. наук, доцент, Курганский гос. университет: «Образ коня в художественном мышлении В. Высоцкого».
5. ЖУКОВА Елена Игоревна — студентка МГУ, Москва: «Типология адресатов в художественной структуре песен и стихотворений В. С. Высоцкого».
— кандидат филол. наук, доцент, Киев (Украина): «Языковые средства создания сатирической модели мира в творчестве В. С. Высоцкого».
7. ИЗОТОВ Владимир Петрович — доктор филол. наук, профессор Орловского гос. университета: «Филологический комментарий к творчеству В. С. Высоцкого: проект».
8. КРЫЛОВА Наталья Владимировна — кандидат филол. наук, доцент Карельского гос. пед. университета: «“Комплекс Гамлета”. Гендерный аспект феномена В. Высоцкого».
9. БИБЕРШТЕЙН Рада — Университет г. Майнц (Германия): «“Каждый герой становится скукой в конце концов”. Владимир Высоцкий в свете Теории о звёздах».
10. КАСТРЕЛЬ Дмитрий Исаакович — Москва: «Естественный отбор».
— кандидат филол. наук, доцент, Борисоглебск (Воронежская обл.): «Влияние профессии актёра на мироощущение и литературное творчество В. Высоцкого».
12. КУЗНЕЦОВА Елена Ивановна — кандидат истор. наук, зав. научным архивом ГКЦМ: «Владимир Высоцкий в кинокритике: образ, восприятие, оценка».
13. ВЫДРИНА Наталья Алексеевна — кандидат пед. наук, доцент Западно-Казахстанского гос. университета: «В. Высоцкий в восприятии современных школьников».
14. КУЗНЕЦОВА Елена Робертовна — кандидат филол. наук, Самара: «Музыка и слово в парадигме стихового пространства (Музыкальность лирики В. Высоцкого)».
16 ноября
1. РОГОВОЙ Игорь Иванович — гл. специалист ГКЦМ: «О точной датировке записей “Дневника” Высоцкого 1975 года».
2. НОВИКОВ Владимир Иванович — доктор филол. наук, профессор МГУ: «ОВГ: К истории вопроса».
3. КОРМИЛОВ Сергей Иванович — доктор филол. наук, профессор, Москва: «Поэтическая фауна В. Высоцкого».
— канд. филол. наук, доцент Тюменского гос. университета: «Образ ворона в поэзии Б. Окуджавы, В. Высоцкого и А. Галича».
5. БЕДНАРЧИК Анна — доктор, Лодзинский университет (Польша): «Вчера и сегодня Владимира Высоцкого в Польше».
6. ДУЗЬ-КРЯТЧЕНКО Вадим Анатольевич — ст. научный сотрудник ГКЦМ, УШАКОВ Леонид Семёнович — гл. специалист ГКЦМ: «О практике и проблемах издания песенного наследия В. Высоцкого на CD».
— Москва: «А. Вертинский и А. Ахматова: к истории творческих взаимоотношений».
8. СОКОЛОВА Инна Алексеевна — канд. филол. наук, гл. специалист ГКЦМ: «Авторская песня: от экзотики к утопии» [3].
— кандидат филол. наук, Москва: «“Страшно, аж жуть!” (страшная баллада у А. Галича и В. Высоцкого)» [4].
10. АБЕЛЬСКАЯ Раиса Шолемовна — ст. преподаватель Уральского гос. университета (Екатеринбург): «Авторская песня как стихотворная форма: особенности строфики и ритмики (На примере творчества Б. Окуджавы)».
— Москва: «“На сопках Маньчжурии” А. Галича» [5].
12. ЗАЙЦЕВ Владислав Алексеевич — доктор филол. наук, профессор МГУ: «В поисках жанра: о “маленьких поэмах” Александра Галича» [6].
1. АБДУЛЛАЕВА Людмила — кандидат филол. наук, доцент, Самарканд (Узбекистан): «Художественная интерпретация социальных реалий в “Балладе о детстве” В. Высоцкого».
2. БАГРЕЦОВ Дмитрий Николаевич — Курганский гос. университет: «В. С. Высоцкий. “Песня о звёздах”».
3. БОГОМОЛОВ Николай Алексеевич — доктор филол. наук, профессор, Москва: «Об одном стихотворении Булата Окуджавы».
— доктор филол. наук, профессор, Нижний Новгород: «Лингвистические особенности философско-религиозной лирики В. Высоцкого».
5. ДЖУАНЫШБЕКОВ Нурболат Орынбекович — доктор филол. наук, профессор Казахского Национального гос. университета им. Аль-Фараби (г. Алматы): «Мифопоэтика В. Высоцкого».
6. ЗАИКИН Валерий Кузьмич — Жуков (Калужская обл.): «Сравнительный статистический анализ мелодико-гармонических характеристик песен В. Высоцкого и песен профессиональных композиторов».
7. ЗАХАРИЕВА Ирина — доктор, доцент Софийского университета (Болгария): «Хронотоп в поэзии Высоцкого».
8. ИВАНОВА Людмила Львовна — кандидат филол. наук, доцент, Мурманск: «Высоцкий и Пелевин. Пустота и История?»
— доктор филол. наук, доцент Волынского университета (Украина): «Психологический тип В. Высоцкого».
10. СПОЛОХОВА Елена Александровна — аспирантка Череповецкого гос. университета: «Ассоциативно-семантические поля истины, правды и лжи в поэзии В. С. Высоцкого».
11. ШУЛЕЖКОВА Светлана Григорьевна — доктор филол. наук, профессор, Магнитогорск: «Библейские крылатые выражения в текстах В. С. Высоцкого».
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА ЗАКРЫТИИ КОНФЕРЕНЦИИ
доцент Коломенского пединститута
Сравнивая нынешнюю конференцию с предыдущей, замечаешь, что высоцковедение за эти два с половиной года возмужало, окрепло, отчётливее осмыслило свои первостепенные задачи. Так, в острых спорах по разным докладам то и дело возникал принципиальный вопрос об эстетической природе стиха Высоцкого и других бардов. Действительно, что вопроса двигаться вперёд трудно.
— Высоцкий ещё не так далёк от нас во времени, чтобы стать предметом совершенно беспристрастного анализа (да и возможен ли такой анализ вообще?). Двадцатый век, одним из талантливейших сыновей и выразителей которого был в России именно Высоцкий, только-только закончился и ещё не «отстоялся» в нашем общественном и культурном сознании.
Но есть, на мой взгляд, и субъективная причина, осложняющая нашу работу.
Многие из нас пришли к изучению Высоцкого, что называется, по любви, имея за плечами немалый опыт работы в других областях литературоведения или лингвистики. Кто-то занимался фразеологией, кто-то Пушкиным, Чеховым или Достоевским, а кто-то — стиховедением. Наработанный с годами опыт мы принесли с собой и в высоцковедение, пытаясь приложить его к этой новой ветви гуманитарного знания. Лет десять назад, когда ещё стоял вопрос о масштабе Высоцкого и поставить его «в первые ряды» русской и даже мировой культуры было важно и нужно, такой подход был соблазнителен и больше того — оправдан. Дескать, смотрите: наш Высоцкий выдерживает самые строгие критерии, он — тоже классик.
Но, кажется, мы и сегодня остаёмся во власти такой методики. Неспроста на нашей конференции не раз звучали термины «интертекст», «диалог», даже «постмодернизм». Что говорить, заманчиво прочитать Высоцкого «по Юнгу», «по Бахтину», «по Лотману»... И, кстати, получается порой изящно. Но, наслаждаясь тонкими филологическими построениями талантливых коллег (а на конференции были подлинно красивые доклады), вдруг ловишь себя на мысли: а не требует ли Высоцкий сегодня какой-то своей, именно «под него» созданной исследовательской модели, отвечающей именно его синкретическому дарованию? Такой модели пока нет, и мы тем быстрее к ней придём, чем раньше преодолеем в себе стереотипы наших прежних научных занятий.
мой взгляд, созданию некой методологической модели науки о Высоцком должна предшествовать (или хотя бы идти параллельно) работа по выявлению культурного контекста творчества поэта, в том числе и на уровне конкретных влияний и заимствований. Во-первых, нужно внимательно изучать (хорошо бы ещё и качественно издавать) «блатной», уличный фольклор, оказавший столь мощное воздействие на Высоцкого в годы его творческого становления, да и позже. О нём на конференции почти не вспоминали. Между тем поэзия Высоцкого многократно «перекликается» с услышанными им ещё в юности песнями неизвестных или полузабытых авторов. Например, недавно мне довелось писать (в номере 7–9 журнала «Вагант-Москва» за 2000 год) о том, что «Песня о двух красивых автомобилях» навеяна распространённой в своё время песней про «машину АМО» («Есть по Чуйскому тракту дорога...»). А ведь это не единственный случай такого поэтического диалога, ещё ждущего своих исследователей.
Во-вторых, требует фронтального обследования всё, что Высоцкий произносил со сцены Театра на Таганке и что он с этой сцены слышал в ходе спектаклей и репетиций. Ещё лет десять назад Вл. И. Новиков заметил, что у Высоцкого был особый — «актёрский» — тип памяти: он многократно повторял и слышал одни и те же тексты, и эти тексты въедались в его сознание, подсказывали поэтические реминисценции и ассоциации. У нас на конференции возникла полемика по поводу смысла строки из «Коней привередливых»: «Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий...» Но прозвучавшие версии могли бы получить новый оттенок, если бы участники спора вспомнили об источнике этой строки — стихотворении Маяковского «Послушайте!», давшем название любимовскому спектаклю, в котором, как известно, участвовал и Высоцкий. Так вот, у Маяковского читаем: «... врывается к богу, боится, что опоздал...». Но это — заимствование на уровне отдельной фразы. А между тем, программные для Высоцкого роли могли во многом определять собою характер его поэтического творчества соответствующего периода.
Если будет хотя бы в основных чертах восстановлен культурный (и общественный) контекст творчества Высоцкого, то понятия «диалог» или «интертекст» применительно к нему обретут плоть и кровь, наполнятся реальным содержанием. Когда-то академик Лихачёв ратовал за конкретное литературоведение. Пока, на мой взгляд, высоцковедению недостает именно конкретности, без которой Высоцкий, при своей-то уникальности, всё ещё похож у нас то на Пушкина, то на Гумилёва...
Может быть, поэтому так выигрышно смотрелись в нашей программе доклады сотрудников Центра-музея. И. А. Соколова подняла целый пласт песен бардов «первого призыва» с утопическими мотивами (мне, правда, немного не хватило в её докладе важных, например, для Высоцкого мотивов антиутопических). И. И. Роговой скрупулёзно проследил хронологию запечатлённой в дневнике Высоцкого поездки его во Францию в 1975 году. Это настоящая профессиональная работа. Конечно, исследователи, живущие в нескольких сотнях километров от Москвы (а значит, и от архивных материалов), не могут тягаться в этом отношении с музейными работниками. Но внести скромную посильную лепту в конкретное высоцковедение может каждый из нас.
Уважаемые коллеги! Все знают, что для любого становящегося научного направления вторая и последующие конференции являются большим испытанием, нежели первая. Сегодня, в завершающий день второй конференции в ГКЦМ, уже можно сказать: мы прошли это испытание с честью.
«ХХ лет без Высоцкого» подтвердила наш статус как направления живого, молодого, развивающегося, ещё не создавшего собственной классики и поэтому не отягощённого грузом авторитетов. Направления, в котором каждый исследователь, от профессора до студента, идёт по целине, пролагая новый путь. Такими мы увидели себя за эти несколько дней. И это важнейший результат конференции: мы услышали себя и друг друга, увидели свой коллективный портрет в интерьере Таганки и современной филологии.
Филологи, по своей привычке к метафорам, любят определять научный уровень словами — холодно. Прошедшая конференция была . Проблемный уровень, актуальность, полемичность докладов были очень высокими, а «температура» споров на заседаниях и в кулуарах доходила до отметки кипения. И это прекрасно. Это значит, что собрались мы не зря.
По-прежнему наше внимание сильнее всего привлекает поэтика Высоцкого, образы и мотивы его творчества, проявление в нём культурных архетипов, интертекст, особенности стиха и художественного языка; как всегда, очень содержательными были источниковедческие и текстологические исследования. В то же время, на наших глазах высоцковедение прирастает новыми путями. Находками конференции стали коммуникативный подход, цикловедческое исследование поэзии Высоцкого. Наконец, ещё одно отрадное наблюдение: нас всё больше интересует авторская песня с теоретической стороны. Ставится вопрос уже не о социальном, а о собственно литературном и эстетическом её статусе. Сразу в нескольких сообщениях мы вышли на кардинальную для авторской песни и рок-поэзии проблему — проблему синтетического текста. Приобретает всё больший вес направление, которое мы называем аббревиатурой ОВГ. И я бы предположил, что в скором времени мы будем уже говорить о галичеведении как особом разделе нашей науки.
«всех румяней и милее». Особенность высоцковедения в том, что в одной лодке — не только исследователи с разным опытом, разных школ и методологических установок, но и вовсе представители разных наук — от лингвистики до философии, истории, искусствоведения. В такой ситуации очень важны готовность и умение слышать и понимать друг друга. Этого умения нам не всегда хватало. Мы вели горячие споры, защищая друг перед другом «своего Высоцкого» и не замечая, что спорим — о методологии. Полемика начиналась и заканчивалась неприятием предложенного метода и научного языка. Помнится, рецензент одного центрального журнала в отзыве на «Мир Высоцкого» попрекнул нас тем, что мы мало читаем и цитируем друг друга. Этот упрёк устарел: недостатка в поклонах друг другу в эти дни не было. Но строгий критик мог бы пожелать нам, чтоб мы лучше помнили о разнице между словами и слышать.
Жалко расставаться. Но, говоря партийным штилем, всех нас ждёт большая работа на местах — пора готовиться к третьей конференции в Доме Высоцкого, которая, хочется верить, не заставит ждать до следующей «круглой» даты.
Примечания
–80.
[2] Опубл.: Там же. С. 89–93.
[3] См.: Вопросы литературы. 2002. Янв.– февр. № 1. (В печати).
[4] Опубл.: Галич: Проблемы поэтики и текстологии. [Прилож. к V вып. альм. «Мир Высоцкого»]. М.: ГКЦМ В. С. Высоцкого. М., 2001. С. 23–31.
–98.
–56.