Намакштанская И., Романова Е.: Анималистический мир в поэтике В. С. Высоцкого

АНИМАЛИСТИЧЕСКИЙ мир В ПОЭТИКЕ В. С. ВЫСОЦКОГО

Поэтическое творчество В. С. Высоцкого многотемно и многоóбразно. Проблемы человеческих отношений поэт передает посредством реалистических и символических образов, помещая их в реальные, мифологические и сказочные ситуации. При этом текст и контекст строятся параллельно или переплетаются в отдельных строфах и строках песен и стихотворений. Затрагивая темы человеческих отношений, социальной, национальной и политической организации советского общества и места человека в нем, В. С. Высоцкий обращается к разным символам, в том числе образам птиц и животных. В статье рассматриваются их семантические значения, отраженные в мифологиях мира, Библии, фольклоре и фразеологии, и прослеживается авторское использование указанных образов.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: поэтика, фразеология, подтекст, контекст, мифология, символика, персонификация, лексическая семантика.

В поэтическом творчестве В. С. Высоцкого можно выделить «анималистический цикл», куда входят песни и стихотворения, в которых поэт, используя гротеск и эзопов язык, иносказательно изображает трагикомические сцены современной ему жизни. Поэт обращается к символике с тем, чтобы, создавая подтекст, закодировать запрещенные или не принятые для обсуждения в обществе проблемы или чтобы в более ярких красках передать сюжет. При этом Высоцкий обращается к закону аналогии – постоянному сравнению и отображению предметного мира в духовном. Как отмечает В. В. Жайворонок, «фрагмент бытия предметного мира, отраженный в сознании этноса, попадает в аналогичный круговорот могущества познания, внутренне аналогичных постоянных связей и становится жизненным символом-аллегорией, который основывается на художественной экспрессии смысловой переходности» [1]. Вводя образы из животного мира, поэт в большинстве случаев эксплуатирует их символическое значение, сформировавшееся в мифологиях и религиях народов мира, опираясь в то же время, в основном, на славянскую мифологию, фольклор и христианские верования. Используя конкретные фразеологизмы, В. С. Высоцкий часто расчленяет их, придавая отдельным частям или фигурирующим в них образам новые значения, а помещая в нетипичные для них контексты, переосмысляет их, обогащая новыми смысловыми оттенками. Поражает при этом обилие использованных поэтом образов- символов диких и домашних животных, птиц, насекомых, представителей классов пресмыкающихся и паразитов, морских обитателей. Например, в песне «В куски разлетелася корона…»:

Позор
Всем, кому покой дороже,
Всем, кого сомненье гложет –
Может он или не может
Убивать!
Сигнал! –
И по-волчьи, и по-бычьи,
И как коршун на добычу,
Только воронов покличем
Пировать [2].

Как мы уже отмечали, довольно часто в изображении характеров своих персонажей – птиц, животных, насекомых, пресмыкающихся – поэт опирается на традиции фольклора, мифологии и религии, поэтому считаем целесообразным привести некоторые комментарии. Начнем с птиц, образы которых используются как с прямым, так и с метафорическим значением.

В мифологии народов мира птицы выполняют разнообразные функции. Они могут быть божествами, героями, прообразами людей, в которых способны превращаться. Птицы – символы верха, неба, солнца, грома, ветра, облаков, свободы, жизни, плодородия, изобилия, души, духа свободы и так далее. На мировом древе птицы находятся у вершины его. В мифах птицы существуют в своих реальных и фантастических образах. По народным поверьям, птицы могут превращаться в людей, а люди – в птиц. В образах орла являлись людям и боги – Зевс и Дионис. В греческой мифологии известно превращение Зевса в лебедя, Плеяд – в голубей и т. д. 0собенно широко отражены подобные волшебства в славянском фольклоре. Вольга превращается в сокола, сказочные девицы – в лебедиц [3], утиц или голубок. Облик птиц могут принимать ведьмы и колдуны, злые духи. Птицы помогают и вредят, вещают и подсказывают. Широко представлены символы птиц в обрядовых песнях славян, где влюбленные – голуби, жених и невеста – лебедь и лебедушка, женщины – утицы, мужчины – соколы. Образ птицы связан и со славянским ритуалом встречи весны.

Представляет интерес и такая символика птиц: аист – плодородие, семейное благополучие, деторождение (у украинцев – еще и хранитель дома от молнии и злых сил), материнство; воробей – драчливость и жадность; голубь – символ души умершего, небесный вестник, символ мира, любви; гусь – птица хаоса и в то же время творец вселенной; дятел – символ ереси и дьявола; журавль – вестник плодородия, символ доброй жизни, верности, бессмертия; индюк (индейка) – символ чванства и напыщенности; чайка – символ одинокой женщины, вестник беды [4], [5], [6], [7].

«Аисты», «Моя цыганская» и «Пиратская»:

Дым и пепел встают
как кресты,
Гнезд по крышам не вьют
аисты [8].

В кабаках – зеленый штоф,
Белые салфетки, –
Рай для нищих и шутов,
Мне ж как птице в клетке [9].
На судне бунт, над нами чайки реют! [10]

В связи с тем, что В. С. Высоцкий во многих песнях и стихотворениях довольно часто прибегал к образам птиц, считаем целесообразным рассмотреть мифологические и символические значения некоторых из них.

Особое место среди птиц занимает ворон. Образ ворона в мировой мифологии связан с подземным миром, землей, водой, небом и солнцем. Как птица, питающаяся трупами, черный ворон связывался с царством мертвых, со смертью, с битвой и полем боя. Ворон ассоциируется с небом и землей, он – посредник между водой и сушей (вспомним сказочную живую и мертвую воду, которую приносит ворон), между мудростью и глупостью, между человеческим и животным. В Библии в описании потопа ворон, посланный с ласточкой и голубем, чтобы узнать, обнажилась ли суша, не возвращается. Ной благословляет возвратившегося голубя, проклинает ворона и делает его черным. В средневековой христианской традиции ворон – олицетворение сил ада и дьявола, а голубь – рая, святого духа, христианской веры [11]. Появление ворона, да еще на левой стороне дома, считалось плохой приметой, а встреча двух воронов предвещала войну. В русских сказках ворон является демоническим персонажем, а в русской фразеологии он фигурирует таким образом: «черные вóроны», «куда ворон костей не заносил», «туда ворон костей не таскал», «каркать, как ворон», «ворон ворону глаз не выклюет». Ворона не имеет таких ярких характеристик, как ворон. Она также питается падалью, но символики в ее действиях гораздо меньше. Во фразеологии она – пуганая («пуганая ворона» – о крайне осторожном человеке), белая («белая ворона» – о человеке, чем-либо выделяющемся из своего окружения), в павлиньих перьях («ворона в павлиньих перьях» – о человеке, играющем не свойственную ему роль) [12].

У В. Высоцкого ворон и воронье – предвестники и символы беды и смерти, причем, используя славянские традиции и фразеологию, поэт врона, ворону и воронье наделяет разными характеристиками. Например:

Чтоб не жиреть ворóнам,
Ставьте побольше пугал.
Чтобы любить, влюбленным

Люди ворн пугают –
А воронье не боится.
Пары соединяют –
А им бы разъединиться [13].

В последней строфе поэт противопоставляет ворóн, которых пугают (вспомним «пуганую ворону») и воронье, которое ничего не боится. А в песне «Аисты» противопоставляются певчие птицы и каркающие вóроны, чем создается картина трагической обстановки:

Разбрелись все от бед
в стороны...
Певчих птиц больше нет –
вроны! [14]

Интересно использование В. Высоцким в песне «Ошибка вышла» образа вóрона как предвестника ухудшения состояния больного героя:

Шабш калился и лысел,
Пот лился горячо, –
Раздался звон и ворон сел
На белое плечо.
И ворон крикнул: «Never more». –
Проворен он и прыток, –
Напоминает: прямо в морг

В «Балладе о борьбе», где четко противопоставляются добро и зло, поэт использует собирательный образ воронья, которое сопровождает зло как символ беспринципных, наживающихся на чужом горе людей (в русской фразеологии есть идиома «налетело воронье!»):

…Ложь и зло, – погляди,
Как их лица грубы,
И всегда позади –
Воронье и гробы! [16]

Песня «Белое безмолвие» посвящена чистоте северной природы и человеческой души:

Север, воля, надежда – страна без границ,
Свет без грязи – как долгая жизнь без вранья.
Воронье нам не выклюет глаз из глазниц –
Потому что не водится здесь воронья [17].

В стихотворении-завещании «Две просьбы», написанном поэтом за 24 дня до смерти, образ воронов используется со значением предвестников смерти, ожидающих ее, и противопоставлен «агнцам», которые боятся ее прихода.

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу – дьяволу, – ни-ни:
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они.

Ты эту дату, Боже, сохрани, –
Не отмечай в своем календаре, или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал,
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени… [18]

Петух. Птица, которая занимает много места в мифах, сказках, литературных и музыкальных произведениях, а также в живописи [19]. Издревле петух связывался с солнцем и был предвестником его появления. Как и солнцу, петуху приписывался отсчет времени («первые петухи», «вставать с петухами», «третьи петухи»). Кстати, приазовские чумаки [20] всегда возили с собой петуха, чтобы знать время. В Китае петух «сопровождает» солнце на его пути через десятый «дом» китайского зодиака (Козерог). А у японского поэта первого тысячелетия нашей эры Мияко-но Есика говорится о том, что в китайском царском дворце «человек-петух» (название должности) будит просвещенного монарха утренним криком, возвещая зарю. Согласно древнему китайскому обычаю, его головной убор украшен гребнем петуха [21]. «У древних евреев петух – символ третьей стражи ночи – от полуночи до рассвета» [22]. В Древнем Риме, а в более поздние времена – у славян и скандинавов, фигуру петуха помещали (на сельских домах помещают и сегодня) на крышах домов, шестах, шпилях, изображали на ларцах и сундуках. Петух приветствует восход солнца и символизирует внимательность, поэтому вырезанный из дерева или листа металла петушок прикреплялся к крыше дома и использовался как флюгер, который поворачивается в ту сторону, откуда угрожают силы зла [23]. У многих народов различают красных и черных петухов, первый из которых является символом солнца, огня (вспомним: «пустить красного петуха»), а второй связывается с водой и подземным царством. В старых русских традициях зафиксировано принесение в жертву водяному черного петуха, которого закапывали в землю живьем. В современной русской и украинской фразеологии образ петуха встречается довольно часто. Например: «вставать с петухами», «ложиться с петухами», «до поздних петухов», «петух жареный клюнул»; «ходити пiвнем» (‘ходить петухом’), «дiло пiвняче» (‘дело петушиное’), «кому щастя, тому й пiвень несеться» (‘кому везет, у того и петух несется’), «спiватиме пiвень чи нi, а день буде» (’будет петь петух или нет, а день все равно наступит’), «у дурного пiвня дурна й пiсня» (‘у глупого петуха и песня глупая’) [24].

В Новом завете образ петуха имеет символическое значение решающей грани [25].

Иисус сказал ему: истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня (Матф. 26: 34).

Итак бодрствуйте; ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру (Мк. 13: 35).

У В. Высоцкого петух чаще всего символизирует собой наступление утра или решающей грани событий:

Приятно все-таки, что нас тут уважают:
Гляди – подвозят, гляди – сажают!
Разбудит утром не петух, прокукарекав,
Сержант подымет – как человеков! [26]
Вот это да! Вот это да!
Вскричал петух и пробил час!
Мак-Кинли – бог, суперзвезда, –
Он среди нас, он среди нас! [27]

«Милицейский протокол» и «Песни Билла Сиггера», написанной к кинофильму «Бегство мистера Мак-Кинли», В. С. Высоцкий не привязывал пение петуха к какому-либо определенному часу, а использовал в первом случае как противопоставление «петух – сержант», а во втором –для обозначения решающей грани событий – резкого перехода главного персонажа от одного статуса к другому (известности).

Гусь. Нередко в мифологии гусь связывается одновременно и с хаосом и с сотворением вселенной (снес золотое яйцо – солнце), а также используется как символ предусмотрительности и бдительности. В Китае гусь – талисман, помогающий сохранению в семье любви. В произведениях мировой литературы можно встретить образы гусей, спасших Рим, из древнегреческой мифологии.

В славянских сказках гуси – добрые помощники людей, попадающих в затруднительное положение (сказка «Гуси-лебеди»). В русской фразеологии образ гуся используется как с позитивными («гусь свинье не товарищ»), так и с негативными характеристиками: «гусь лапчатый», «гусь порядочный», «хорош гусь». Причем негативные характеристики неоднозначны: если «гусь лапчатый» выражает пренебрежительное отношение к человеку, то идиомы «гусь порядочный» и «хорош гусь» – осуждение хитрости и недостойного поведения.

Владимир Высоцкий использует многие фразеологические значения лексемы «гусь», а также образы гусей из русских народных сказок, помещая, их, однако, в новые конкретные ситуации и контекст:

Прилетели год назад
Гуси-Лебеди,
А теперь они лежат
На столе, гляди! [28]

Как видим, добрые помощники людей из сказки «Гуси-лебеди» попадают на стол в виде готового блюда [29]. А в «Песенке-представлении Робин Гуся» поэт лишает устойчивое выражение «хорош гусь» метафорического значения и возвращает к прямому, подчеркивая его добавлением еще одной характеристики: «Я – славный гусь…».

Я славный гусь, хорош я гусь!
Я вам клянусь, я вам клянусь,
Что я из тех гусей, что Рим спасли [30].
Птица на дробь устремляет полет –
Птица на выдумки стала хитра:
Чтобы им яблоки всунуть в живот,
Гуси не ели с утра [31].

Песня «Заповедник» написана как антитеза прямому значению и предназначению заповедника – оберегать животных и птиц. В ней птицы и звери подставляются под выстрелы и готовят себя людям на съедение, что свидетельствует о саркастическом тоне повествования.

Лебедь. – умный, добрый, страдающий от несправедливости и перевоплощающийся в юношу (у X. Андерсена) или девушку (в русских народных сказках, у А. С. Пушкина). Одним из наиболее известных в литературе образов можно назвать умирающего лебедя, который в минуту смерти взмывает вверх, издает последний крик («лебединая песня») и мертвый падает в воду. Используется образ лебедя и как символ поэта, певца, высокой поэзии («Лебедь» Г. Р. Державина, «Царскосельский лебедь» В. А. Жуковского). В образе лебедя, символизирующего возрождение, чистоту, целомудрие, гордое одиночество и мудрость, душа способна странствовать по небу [32].

У В. С. Высоцкого в «Песне о двух погибших лебедях» лебедь – символ нежности, чистоты и верности в любви:

Ну и забава у людей –
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались...
У лучников наметан глаз, –
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

<...>

Но может, был тот яркий миг
Их песней лебединой... [33]

В мифах встречается противопоставление белого и черного лебедей как символов жизни и смерти, добра и зла. У Высоцкого же образы этих птиц используются в славянских традициях – как символы влюбленной пары, например, в «Песне о черном и белом лебедях»:

Ах! В поднебесье летал
Лебедь черный, младой да проворный.
Ах! Да от лета устал –
Одинокий, да смелый, да гордый.

Ох! Другу дружка под стать –
Лебедь черный да лебеди белой,
Ах! Собралися в полет

Ах! Расступися, народ,
Поклонись жениху и невесте! [34]

Есть у поэта и мифологизированные птицы (Срин, Гаман, Алконст), и сказочная Жар-птица (хотя и в не свойственном ей виде):

Вона шапочки-невидимочки, –
Кто наденет их – станет барином.
Леденцы во рту – словно льдиночки,
И Жар-птица есть в виде жареном! [35]

Птица Сирии мне радостно скалится –
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед –
Это птица Гамаюн
Надежду подает! [36]

Согласно русским и средневековым византийским легендам, алконост и сирин – райские птицы. «Образ Алконоста восходит к греческому мифу об Алкионе, превращенном богами в зимородка. Алконост несет яйца на берегу моря и, погружая их в глубину моря, делает его спокойным на шесть дней. Пение Алконоста настолько прекрасно, что услышавший его забывает обо всем на свете» [37]. Образ райской птицы – девы Сирина – восходит к древнегреческим сиренам. В русской духовной поэзии Сирин своим пением зачаровывает людей. Согласно западноевропейским легендам, Сирин – воплощение несчастной души. Сирин и Алконост – частые образы в русском художественном изобразительном искусстве, например, на полотне В. Васнецова «Сирин и Алконост» (1896), на лубочных картинах. Гамаюн – вещая птица, посланник богов.

Предвестником и символом беды является гриф (в греческой мифологии это чудовищная птица с орлиным клювом и телом льва, это «собака Зевса», стерегущая золото гипербореев; грифы записывали на лбу человека его судьбу, а в своей книге – его грехи и благие поступки; иногда они отождествлялись с духами болезни). У В. С. Высоцкого в «Песне о ненависти» гриф – символ беды:

тощий гриф над страною кружт! [38]

Приведем еще несколько примеров образов птиц, встречающихся в песнях и стихотворениях В. Высоцкого: «альбатрос», «воробьи», «голуби», «грачи», «гусыни», «журавли», «индюк», «какаду», «куры», «перепела», «перепелки», «попугай», «попугайчики», «сокол», «соловей», «соловьи», «стервятник», «утки», «филин». В русской и украинской фразеологии эти птицы встречаются в таких идиоматических выражениях: «знать сокола по полету, добра молодца по походке», «видно сокола по польоту, а сову по погляду» (‘видно сокола по полету, а сову по взгляду’), «де соколи лiтають, туди ворни не пускають» (‘туда, где соколы летают, ворон не пускают’), «дружнi сороки й орла заклюють» (‘дружные сороки и орла заклюют’), «жалiв яструб курку – доки всю оскуб» (‘жалел ястреб курицу – пока всю не ощипал’), «iз ворон почали, а на сороки перевели» (‘с ворон начали, а на сорок перевели’), «краще нинi горобець, як завтра голубець» (‘лучше нынче воробей, чем завтра голубь’) и т. д.

А теперь о символических значениях образов животных, которые встречаются у В. Высоцкого и которым в мифологическом мире отводится очень важная роль.

Согласно Библии («Первая книга Моисеева. Бытие»), после сотворения рыб, пресмыкающихся и пернатых птиц сотворил Бог животных:

1: 24 И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так.

1: 25 И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо.

В мифологии и фольклоре животный мир всегда имел свою иерархическую лестницу, которая является проекцией отношений в человеческом обществе. В литературе мир животных в сочетании с миром человеческого бытия и отношений в нем легли в основу таких жанров, как сказка, басня, притча, песня, характеризующихся элементами сатиры и аллегорией.

В восточной мифологии отдельные животные соотносились с временами года, стихиями и целыми классами животного мира. Например, в Китае Белый тигр – представитель всех четвероногих, Голубой дракон – всех животных, покрытых чешуей. В 12-летнем цикле Китая, Тибета и Монголии месяцы и годы связаны с определенными животными-символами: январь – крыса, февраль – вол, март – тигр, апрель – заяц, май – дракон, июнь – змея, июль – лошадь, август – овца, сентябрь – обезьяна, октябрь – петух, ноябрь – собака, декабрь – свинья. В Древней Греции Солнцу сопутствовали кошка, собака, змея, краб, осел, лев, козел, вол, ястреб, обезьяна, ибис, крокодил. Согласно славянским традициям, животные разделялись на «чистых» и «нечистых», в соответствии с чем они и характеризовались в народных сказках, поверьях и легендах, приобретая символические и морально-поучительные семантические нагрузки. У мусульман с небом связаны баран, ослица, чибис, кит, конь, вол, голубь, верблюд, собака, муравей.

Значения и символы восточного календаря просматриваются в стихотворении В. Высоцкого «О знаках зодиака»:

Из августа изголодавшийся Лев
Глядит на Овена в апреле.
В июнь - к Близнецам свои руки воздев,
Нежнейшие девы созвездия Дев
Весы превратили в качели.

Лучи световые пробились сквозь мрак,
Как нить Ариадны конкретны, –
Но и Скорпион, и таинственный Рак
От нас далеки и безвредны [39].

Остановимся кратко на мифологических значениях некоторых образов животных, встречающихся в поэзии В. С. Высоцкого.

Конь. Фигурирует в мифологии многих народов и является важным образом ряда божеств. На коне передвигались по небу боги и герои Древней Греции. В древности конь чаще являлся атрибутом роскоши и достатка, а для работ использовались волы и ослы. Конь был животным, необходимым на войне. Так, в «Книге Иова» Господь описывает Иову боевого коня:

39: 19 Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою?

39: 20 Можешь ли ты испугать его, как саранчу? Храпение ноздрей его ужас!

39: 21 Роет ногою землю и восхищается силою; идет на встречу оружию.

39: 22 Он смеется над опасностию, и не робеет, и не отворачивается от меча.

39: 23 Колчан звучит над ним, сверкает копье и дротик;

39: 24 В порыве и ярости он глотает землю и не может стоять при звуке трубы.

В Библии кони упоминаются и как образы духовной и земной силы под водительством Божиим. Например, в «Откровении святого Иоанна Богослова»:

6: 2 Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

6: 3 И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.

6: 4 И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

6: 5 И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.

6: 8 И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными.

Рассказы о мифических конях существуют в славянской мифологии, у индоевропейцев и народов Центральной Азии. Согласно старинным японским поверьям, конь обладает защитной магической силой: во время традиционного шествия «Белых коней» число их – трижды семь – также имело магическое значение. В славянской мифологии конь – одно из наиболее почитаемых животных, чаще всего – друг и помощник человека. В сказках – добрый советчик, существо умное и любящее. В украинских песнях, например, конь – разумный собеседник.

Конь – соратник и преданный друг казака. Он помогает ему в боях и наставляет на ум, когда тот ошибается. Интересен тот факт, что всадник на коне, побеждающий змея, – одно из наиболее древних изображений славянских мифологических героев. Конь – весьма чувствительное животное. Он чует как радость, удачу, так и печаль, горе своего хозяина. Он предчувствует и переживает предстоящие тяжелые испытания, предсказывает будущее и знает все тайны мира.

В украинской фразеологии конь используется также как символ верности и трудолюбия.

– кони) – самый распространенный символический образ животного, который в своих чувствах либо объединяется и составляет единое целое с ездоком («Райские яблоки»), либо противится и норовит сделать все по-своему («Бег иноходца», «Кони привередливые»). Например, в песнях «Кони привередливые» и «Очи черные. Погоня»:

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались привередливые –
Коль дожить не успел, так хотя бы – допеть! [40]

Ах вы кони мои, погублю же я вас,
Выносите, друзья, выносите, враги! [41]

Довольно часто в поэзии В. Высоцкого встречаются персонифицированные образы как коня, так и лошади, гнедого, иноходца, коренного, клячи и т. д. Например:

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна [42].

И ударит душа на ворованных клячах в галоп <...>

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом <...>

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых <...> [43]

Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь – откуда стрела,
Хуже – если по-подлому, из-за угла [44].

Мне сегодня предстоит бороться, –
Скачки! – я сегодня фаворит.
Знаю, ставят все на иноходца, –
Но не я – жокей на мне хрипит! [45]

Конь в песнях и стихотворениях В. Высоцкого, как и в народной славянской поэзии, тонко чувствует ситуацию, приближающуюся опасность и настроения ездока. Кроме того, у поэта есть и собирательные образы коней и лошадей, через персонификацию которых или сравнение с которыми автор передает состояние общества и атмосферу в нем:

Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,
Тороплюсь потому что за домом седлают коней [46].

Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
подавно [47].

По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно, к какому концу унося седоков [48].

И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идет по замкнутому кругу
И круг велик, и сбит ориентир [49].

«Песне о вещем Олеге», являющейся антисказкой пушкинской «Песни о вещем Олеге»:

Злая гадюка кусила его –
И принял он смерть от коня своего.

<...> Волхвы-то сказали с того и с сего,
Что примет он смерть от коня своего! [50]

<...> Я мог бы ездить на коне –
Да только нет коня [51].
Лежит камень в степи,

А на камне написано слово:
«Кто направо пойдет –
Ничего не найдет,
А кто прямо пойдет –

Кто налево пойдет –
Ничего не поймет
И ни за грош пропадет».
Перед камнем стоят

И решают: идти или не надо [52].

Козел. Главные качества козла в мифологическом представлении – похотливость и плодовитость. Наряду с названными чертами козла в мифах фигурируют и такие его характеристики, как бесполезность и непригодность (идиома «пользы – что с козла молока»), нечистоплотность, сомнительность. Знакомое нам выражение «козел отпущения» может быть связано с жертвоприношениями, а у некоторых народов – и с обрядом похорон, когда «черный козел приносился в жертву, чтобы служить умершему пищей, которая поможет ему возродиться» [53]. В Библии козел как животное, приносимое в жертву для очищения от грехов, фигурирует довольно часто. Например, в «Третьей книге Моисеевой. Левит»:

16: 5 И от общества сынов Израилевых пусть возьмет двух козлов в жертву за грех и одного овна во всесожжение.

16: 9 И приведет Аарон козла, на которого вышел жребий для Господа, и принесет его в жертву за грех,

16: 10 А козла, на которого вышел жребий для отпущения, поставит живого перед Господом, чтобы совершить над ним очищение и отослать его в пустыню для отпущения.

16: 21 И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и исповедает над ним все беззакония сынов Израилевых и все преступления их и все грехи их, и возложит их на голову козла, и отошлет с нарочным человеком в пустыню.

16: 22 И понесет козел на себе все беззакония их в землю непроходимую, и пустит он козла в пустыню.

Козел отпущения Владимира Высоцкого живет в «заповеднике (вот в каком – забыл)». Вначале он был просто Козликом, но его заметили

И избрали в козлы отпущения!

Например, Медведь – баламут и плут –
Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, –

По рогам ему и промеж ему... [54]

События в заповеднике являются проекцией отношений в обществе, поэтому есть в песне и продвижение Козла по служебной лестнице, благодаря тому, что

Не противился он, серенький, насилию со злом...
Получив должность «козла отпущения»,
…Козел себе все скакал козлом,
Но пошаливать он стал втихомолочку:
Как-то бороду завязал узлом –
Из кустов назвал Волка сволочью [55].

Заняв руководящее кресло, Козел приобрел и «соответствующие» манеры общения с подчиненными:

«… Покажу вам «козью морду» настоящую в лесу,
Распишу туда-сюда по трафарету, –
Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,

Не один из вас будет землю жрать,
Все подохнете без прощения, –
Отпускать грехи кому – это мне решать:
Это я – Козел отпущения! » [56]

А вот и финал истории:

... В заповеднике (вот в каком – забыл)
Правит бал Козел не по-прежнему:
Он с волками жил – и по-волчьи взвыл,-

Волк. В мифологии народов мира символ волка часто связывался с боевой дружиной и родоначальником племени. У осетинских народов, например, вождь племени или дружины назывался волком. На Кавказе было аналогичное представление о волчьей стае как символе единой дружины. У славянских и балканских народов волк часто соотносится с оборотнями, принимающими его облик, – вурдалаками (в украинской мифологии они называются еще вуркодлаками и вовкодлаками [58]). В индоевропейской мифологии волк представлен богом войны, члены дружины или войско которого тоже назывались волками. Согласно Библии, враги Евангелия уподобляются волкам:

10: 16 Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби («От Матфея святое благовествование»).

Мрачные образы волков типичны для украинских казацких песен: волки терзают тело погибшего казака. Хотя есть и такие мотивы: умирающий в степи казак называет волков и лисиц братьями и сестрами: «Ой у полi вовки та лисицi, Ой тож мої брати й сестрицi» (‘Ой, в поле волки и лисицы, Это ж мои братья и сестрицы’) [59].

«Книге пророка Исаии»:

11: 6 Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их.

11: 7 И корова будет пастись с медведицею и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому.

У В. С. Высоцкого образ волка многозначен: в нем есть элементы славянской («Очи черные. Погоня»), кавказской («Охота на волков» и «Конец «Охоты на волков», или Охота с вертолетов») и иных мифологий. Судите сами:

Волк не может нарушить традиций,
Видно, в детстве – слепые щенки –
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки! [60]

Те, кто жив, затаились на том берегу.

Отказали глаза, притупилось чутье...
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?! [61]

Дождь – как яд с ветвей –

Пристяжной моей
Волк нырнул под пах.
<...> Я ору волкам:
«Побери вас прах!...» –
А коней пока
Подгоняет страх [62].

В славянской фразеологии волк чаще всего предстает как хищник. Старый волк хитер, лицемерен и опытен, а на молодого можно «найти управу». Например: «волк в овечьей шкуре», «травленый волк», «старый волк», «обстрелянный волк»; «був вовк у сiтi, був i перед сiттю» (‘был волк и в сетях и перед ними’), «взяв, як вовк вiвцю» (‘взял, как волк овцу’), «вовка в плуг, а вiн к чорту в луг» (‘волка в плуг, а он к черту в луг’), «вовк старий не лiзе до ями» (‘старый волк не полезет в яму’) и т. д.

Медведь. – и основатель традиций, родоначальник, хозяин нижнего мира, священное животное, оборотень и т. д. Как и козел, медведь связан с небом. В греческой мифологии сказано, что «спутница Артемиды нимфа Каллисто была обращена Артемидой... в медведицу, после чего Зевс перенес ее на небо в виде созвездия Большой Медведицы» [63]. Медведь является героем сказок, загадок, поверий и заговоров. У многих народов есть «медвежьи праздники», связанные с охотой на медведя или воспитанием медведя в человеческой семье. В славянских обрядовых традициях медвежьи маски и костюмы соотносятся с ритуалами ряженья человека под медведя. Однако «медведь – хозяин леса» – типичное представление об этом звере в славянском фольклоре. В баснях этот образ-символ часто соотносится с человеческим обществом, медведь занимает одну из высших ступенек социальной лестницы (И. Крылов, С. Михалков). То же находим и у В. Высоцкого:

Например, Медведь баламут и плут –

Враз Козла найдут, приведут и бьют:
По рогам ему и промеж ему... [64]

Все взревели, как медведи:
«Натерпелись сколько лет!
Ведьмы мы али не ведьмы,
патриотки али нет?!» [65]

«медведь ухо отдавил», «медвежья услуга», «медведь на ухо наступил»; «осла взнаєш по вухах, ведмедя по кiгтях, а дурня по балачках» (‘осла узнаешь по ушам, медведя по когтям, а дурака по болтовне’), «повертається, як ведмiдь за горобцями» (‘поворачивается, как медведь за воробьями’) и т. д.

Наиболее часто встречаемые в произведениях В. Высоцкого дикие звери и домашние животные: «антилопа», «барсук», «бегемот», «белка», «бизон», «бык», «верблюд», «волк», «вожак», «волчица», «волчата», «выпь», «выхухоль», «гиппопотам», «медведь», «гризли», «еж», «ехидна», «заяц», «кенгуру», «кот», «лев», «мамонты», «мангуст», «мангусты», «мышь», «мышонок», «норка», «олени», «пантера», «собака», «псы», «слон», «слоны», «слониха», «соболь», «тур», «тигрица», «шакал» и т. д.

Из всех названных образов особо интересен, на наш взгляд, кот, «Лукоморья больше нет» с антисюжетом пушкинскому «У лукоморья дуб зеленый»:

Здесь и вправду ходит Кот,
Как направо – так поет,
Как налево – так загнет

Но, ученый сукин сын,
Цепь златую снес в торгсин
И на выручку – один –
в магазин [66].

– новые нравы: ученый кот – символ высокопоставленного чиновника – рассказывает анекдоты, златую цепь «снес в торгсин», получает гонорары, пьет и пишет мемуары.

Как-то раз за божий дар
Получил он гонорар, –
В Лукоморье перегар –
на гектар!

Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар
мемуар [67].

Использует поэт в этом образе и значения, с которыми кот функционирует в славянской мифологии и верованиях. Вот как пишет об этом В. Войтович: «Это животное преимущественно считали опасным существом, которое стоит на грани двух миров – реального и потустороннего <...> Кот создан Богом, однако все-таки «нечистый», поскольку когда-то съел черта <...> Если кошка перебежит дорогу, жди неудачи…» [68]. С теми же последствиями для пешехода перебегает дорогу и черный кот. Именно это значение, на наш взгляд, прослеживается в песне «Мореплаватель-одиночка»:


Вроде черного кота на земле! [69]

В русской и украинской фразеологии кот многолик: «кот в мешке», «сукин кот», «как кот наплакал», «ночью все кошки серы»; «живуть, як кiшка з собакою» (‘живут, как кошка с собакой’), «кидається, як кiт на мишу» (‘набрасывается, как кот на мышь’), «поглядає, як кiт на сало» (‘посматривает, как кот на сало’), «чорний кiт пробiг» (‘черный кот пробежал’) и т. д.

Широко использует В С Высоцкий в песнях и стихотворениях образы собак, псов, . Например:

Ответа нет, – но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы [70].

Как за грудк, держался я за камни:
не беги!
Псы покропили землю языками –
И разбрелись, слизав его мозги [71].

– «цепных псов») по критерию агрессивности их характеров: «собаки» безобиднее «псов», но «цепные псы» злее просто «псов». Как не вспомнить здесь метафорические характеристики человека: «как собака», «как пес», «как цепной пес».

Псам мясные ошметки
Дали а псы не подрались.
Дали пьяницам водки –

В песне «Конец «Охоты на волков», или Охота с вертолетов», передавая через символы волков и настигающих их псов стремление к свободе и преследование за это, поэт создает ситуативные антонимические пары: «волки псы», «стая свора», «волчья жизньсобачья смерть», «волки собаки»:

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
– за нами удача.
Волки мы – хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки – и смерть вам собачья! [73]

Загнан в угол зельем, словно
– лось [74].

«Гончая» – охотничья собака, главная функция которой преследовать и отыскивать добычу охотника.

Интересен у В. Высоцкого класс насекомых и пресмыкающихся

В мифах народов мира различные виды насекомых и пресмыкающихся соотносятся с разными символами и частями пространства. Например, пчела соотносится с небом, комары и москиты – с нижней частью мирового дерева, с демонами и т. д. В фольклорных произведениях насекомые и пресмыкающиеся часто соотносятся с животными и птицами [75]. Во фразеологии образы насекомых используются для сравнения, выражения количества, характеристики человека и т. д. Например: «комар носа не подточит» – что-то сделано очень аккуратно; «что комарья» – очень много; «до белых мух» – до первого снега; «какая муха укусила?» – почему в плохом настроении?; «как сонная муха» – медленно; «как мухи на мед» – активно. Сравнение смыслов образов насекомых и пресмыкающихся в мифологии и в поэзии В. Высоцкого свидетельствует о том, что поэт в большинстве случаев не пользовался их мифологизированными характеристиками. В «Гербарии» в этих образах закодированы конкретные люди из круга знакомых и коллег самого поэта, воплотившего реальную ситуацию в художественном произведении – песне, главным персонажем которой является авторский герой. Насекомые и представители мира пресмыкающихся «участвуют» в целой системе человеческих отношений, где одни преследуют других – осуждают, презирают, предают:

Червяк со мной не кланится,

Питают отвращение
К навозной голытьбе,
Чванливые созданьица

А мне нужны общения
С подобными себе! [76]

Интерес к миру насекомых и пресмыкающихся, через посредство которого аллегорически изображается взаимоотчужденность людей, – характерный признак модернизма. Мир насекомых «Гербария»: жуки, стрекозы, шмели, бабочки, сороконожки, клопы, оводы, осы, паук, сверчок, пчелы. Все они персонифицированы и являются носителями характеров конкретных людей из окружения авторского героя, которого осуждают за нарушение установленного хода событий. Кстати, надо вспомнить, что поэта обвиняли в недостаточном знании русского языка за то, что он поместил в гербарий насекомых и пресмыкающихся вместо растений. Данное обвинение представляется нам необоснованным, поскольку поэт, на наш взгляд, имплицитно использовал слово «лист» как лист бумаги и лист – часть растения, в частности дерева (омонимы). Причем второе из названных значений лексемы «лист» объединяет ее с лексемой «гербарий», которая стоит в названии песни, в общее семантическое поле. А первое значение (лист бумаги) соотносится с сочетаниями «доска объявлений», «информационная доска», «Доска позора». К одной из таких досок «пришпилен шпилечкой», «странный экспонат», под которым написано: «Невиданный доселе…» – листок с обвинением авторского героя в недостойном поведении. Позволим себе предположить, что последнее сочетание – авторский вариант канцеляризма советского времени «неблаговидный поступок», который использовался как заголовок информации о нарушении трудовой дисциплины или норм поведения в быту сотрудника коллектива и в котором администрация призывала осудить нарушителя. Подтверждением нашей гипотезы могут быть следующее строки текста песни:

Я гомо был читающий,

<...>

Тянулся, кровью крашенный,
Как звали, к шалашу…

<...>


Что надо подчиниться…

<...>

Один брезгливо ткнул в меня
И вывел резюме:
«Итак, с ним не налажены
Контакты, и не ждем их, –
Вот почему он, граждане,
Лежит у насекомых.
Мышленье в ем не развито,

А здесь он может разве что
Вертеться на пупе» [77]

А теперь, будучи ограниченными рамками статьи, рассмотрим символические значения трех насекомых, чьи образы вошли в песню.

Оса. У многих народов оса – образец хитрости и ловкости. Думается, что не с этими значениями, а с фразеологическим («кусать, как оса» – больно) и использовал В. Высоцкий этот образ, акцентируя внимание больше на внешности героинь (вспомним фразеологизм «осиная талия»):


От них не пахнет псиной,
Средь них бывают особи
И с талией осиной.
И кстати, вдруг из коконов

Такое, что из локонов
И что имеет грудь... [78]

Для определения символического значения следующих двух насекомых – шершня и пчелы – воспользуемся характеристиками, данными этим насекомым Григорием Сковородой в одной из «Басен Харьковских» – «Пчела и шершень». Вот что пишет великий украинский мыслитель: «Шершень – это образ людей, которые живут воровством чужого и рождены для того, чтобы есть и так далее. А пчела – герб мудрого человека, который сродни труду. Много шершней без ума говорят: зачем этот, к примеру, студент учился, если ничего с этого не имеет. Зачем, мол, учиться, если это не обогащает?.. Говорят это, не обращая внимания на слова Сираха: «Веселое сердце – жизнь для человека», и не понимая, что работа по душе для него сладчайшее пиршество» [79].

У В. С. Высоцкого в «Гербарии» образ шершня встречается в таком контексте:

В мозгу моем нахмуренном
Страх льется по морщинам:
Мне будет шершень шурином
А что мне будет сыном?.. [80]

Думается, что и образ пчелы у Высоцкого своими значениями перекликается с определением Григория Сковороды:

Когда в живых нас тыкали
Булавочками колкими –
,
Пищали муравьи, –
Мы вместе горе мыкали –
Все проткнуты иголками, –

Товарищи мои! [81]

Контекстуально вся данная строфа содержит информацию о перипетиях трудового коллектива. Строка «Мы вместе горе мыкали» передает общие жизненные невзгоды «товарищей» авторского героя – «странного экспоната», а предпоследняя строка – «Забудем же, кем были мы» – перекликается с песенной строкой «Интернационала»: «Кто был никем, тот станет всем». И неспроста поэт использовал в данном контексте именно образы пчелы и муравья – символов трудолюбия, нашедших отражение и во фразеологии: «трудиться, как пчела», «работать, как муравей».

Другие насекомые в произведениях В. Высоцкого: «бабочки», «жуки», «жуки-навозники», «жучок», «моль», «мурашки», «мухи», «оводы», «осочка», «паук», «паучишки», «клещ», «сверчок», «скорпион», «стрекозы», «слепни», «тля», «трутень», «шмели». Довольно часто поэт использует эти образы в сравнениях.

Например:

– те, кому дано, –
Стремятся вглубь – и видят дно, –
Но – как навозные жуки
И мелководные мальки… [82]

В последних двух строках дается характеристика поверхностных и неглубоких взглядов тех, «кому дано».

Из наиболее «активной» у В. Высоцкого является змея. Образ змеи присутствует в мифологических представлениях почти всех народов мира. Их объединяет то, что это характеристика змеи как символа, связанного с плодородием, землей, водой, дождем, домашним очагом, огнем, мужским оплодотворяющим началом.

Однако в Библии собирательный образ змеи – змей – чаще всего наделяется негативными чертами, среди которых акцентируются хитрость, злоба, идолопоклонство и безбожие. Змеи, как и все пресмыкающиеся, были нечисты по закону и их воспрещалось употреблять в пищу. Например, в «Третьей книге Моисеевой. Левит» предписывается:

11: 41 Всякое животное, пресмыкающееся по земле, скверно для вас, не должно есть его.

Есть в Библии и упоминание о некоторых породах ядовитых змей: аспид а) «затыкает уши свои И не слышит голоса заклинателя, самого искусного в заклинаниях» (Псл. 57: 5), прячется в норах (предполагается, что это египетская очковая змея); б) лежит в засаде в песке и впивается в ногу своей добычи («Первая книга Моисеева. Бытие» 49: 17); ехидна, от которой Павел «не потерпел никакого вреда» («Деяния святых Апостолов» 28: 5); летучий змей – опасная змея, родиной которой является Египет, Аравия и Палестина, живет среди ветвей на верхушках деревьев и бросается на свою добычу с быстротой молнии («Книга Пророка Исаии» 34: 15).

А вот и змей-искуситель в «Первой книге Моисеевой. Бытие»:

3: 1 Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?

3: 14 И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей.

«От Матфея святое благовествование», змеи обладают мудростью:

10: 16 Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: и так будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби.

У славян образ змея связан со злыми, враждебными человеку силами, а образ змеи ассоциируется с владычицей земных богатств (последний был использован Бажовым в сказе «Хозяйка медной горы»). В славянских народных поверьях змеи охраняют опустевшие дома, в чем есть параллель и с индийской мифологией (но там змея – хранительница кладов в заброшенных городах и замках). Ярким отражением характерных черт символа змеи в славянской мифологии являются фразеологизмы: «змея подколодная» – об опасном, злом и коварном человеке, «змеиный характер» – злой и коварный, «змеиный укус» – нанесенная внезапная обида, «змеиное кубло», «змеиное гнездо» – чаще о злобствующей группе людей, «змеиный яд» – злые слова; «змеиная улыбка» – коварная, неискренняя улыбка.

Образы пресмыкающихся у В. Высоцкого, кроме змеи: «зми», «змей», «Змей Горыныч», «ящерица», «уж», «червяк» и т. д. Они имеют как прямое, так и символическое значение. Например:

«Змеи, змеи кругом будь им пусто!» –
Человек в исступленье кричал <…> [83]

И в пустынях, в степях и в пампасах
Даже дали наказ патрулям –

И сводить ядовитых к нулям [84].

Бывшим подругам в Сорренто
Хвасталась эта змея:
«Ловко я интеллигента
» [85]

В «Песенке про мангустов» змеи несомненно имеют символическое значение, что видно в строках «Игнорировать змей безопасных и сводить ядовитых к нулям», где явно прослеживается отношение власти к согражданам. В песне «Про любовь в эпоху Возрождения» поэт прибегает к метафоризации, поэтому сочетание «эта змея» является экспрессивной характеристикой хитрой, коварной и злой женщины.

Сказочные персонажи, в том числе и Змей Горыныч – «чудовище с телом змеи», живут «в заповедных и дремучих страшных Муромских лесах» («Песня-сказка о нечисти»). Но если в русских народных сказках Змей Горыныч противопоставлен добрым силам, то в песне Высоцкого он находится в окружении нечисти – кикимор, леших, ведьм. Он имеет слугу – Вампира и приятеля Соловья-разбойника, который для нечисти «устроил буйный пир», после которого

Змей Горыныч взмыл на древо,
ну – раскачивать его… [86]

«поделиться приехали опытом», «им устроил буйный пир», «на наших женщин позарился») и «ничто человеческое ей не чуждо» – они напиваются и обижаются, бранятся и дерутся:

Соловей – разбойник тоже
был не только лыком шит, –
Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа,
ты, заморский паразит!

И Вампира с собою прихватывай!» [87]

Так заканчивается «обмен опытом» Змея Горыныча, который «имел неосторожность» потребовать:

«Выводи, Разбойник, девок, –
пусть покажут кой-чего!

А не то я, матерь вашу, всех сгною!» [88]

Как видим, ситуативные функции образов животного мира в поэтических произведениях В. Высоцкого весьма разнообразны. Прежде всего, это образы для сравнения («ходят слухи, словно мухи», «прошмыгну, как мышь, как вошь», «припал к земле, как верный пес», «медлителен, как филин», «все взревели, как медведи», «я сжал письмо, как голову змеи»); это – персонификация их («паук на мозг мой зарится», «если есть там соловьи – то разбойники», «я желаю, право же, чтобы трутень был мне тесть», «первый Соловей в округе», «на теле общества есть много паразитов», «жужжат шмели солидные, что надо подчиниться»); это введение различных образов-символов, связанных с отдельными явлениями или событиями в обществе («и над крышами нет аистов», «пусть над нами кружат черны вороны», «торопись – тощий гриф над страною кружит!», «вскричал петух и пробил час!», «и Жар-птица есть в виде жареном!»); это использование фразеологизмов (либо их фрагментов) с зоонимами в составе «козе – баян, попу – гармонь, икона – папуасу», «слезы крокодильи», «денег – куры не клюют», «как будто кот наплакал», «хек с маслом в глотку – и молчим, как рыбы», «здесь гадючее гнездо», «гинекологов одних – как собак нерезаных», «мы на них собаку съели, – если повар нам не врет», «белый слон был, конечно, белою вороной»); это использование разговорных и просторечных обращений- характеристик («ну, гад, он у меня допросится», «вон он, змей, в окне маячит», «а ты не радуйся, змея, скоро выпустят меня», «раздарили, гады, раздарили», «замучили, гады, слона в зоопарке», «ну что он, сука, делает?!», «ах ты тля», «ишь ты, клещ, отоварился»); это вводные конструкции с эмотивными значениями («будь он параллелепипед, будь он круг, ядрена вошь», «гадом буду, я не приревную», «последний буду гад!») и т. д.

«анималистического цикла» можно назвать такие, как «конь», «пес» и «собака». В семантическое поле первого из названных образов включаются сочетания и лексемы: «гнедые кони», «кони привередливые», «бурые», «пегие», «серый конь», «очень злые кони», «конь – Пегас», «на белом коне», «на нерезвом коне», «коня плохого из обоза взял», «конь конем», «фаворит», «мустанг», «иноходец», «коренной», «рысаки», «кони пародируют мустангов», «лошадь», «лошади», «лошадки», «Сивка-лошадь», «взмыленная лошадь», «темная лошадка», «злая лошадь», «пристяжная», «кляча», «кобыла», «табуны» и т. д. Семантическое поле «пес, собака» включает словосочетания и лексемы: «верный пес», «бездомный пес», «добрый пес», «дворовый пес», «псами облаян», «пса охраняют», «как пес один», «свора псов», «псина», «псины», «бездомные псины», «не пахнет псиной», «борзые», «гончая», «колеса гончие», «ищейка», «терьер», «рожа бульдожья», «шалые», «цепные псы», «бесноватые псы», «легавым стал», «легавых нету», «собака», «собачка», «собаки», «собачки», «летучая собака», «собачьи свадьбы», «как собак нерезаных», «собаку съели», «продрогла, как собака», «собакою на сене восседал», «к чертям собачьим», «суки», «сукины сыны», «сукина дочь», «сукин сын», «сука одноглазая», «щенок», «щенки», «я чист был, как щенок», «кобели», «Муму», «опсовели».

«А у дельфина...», «Аисты», «Бег иноходца», «Дайте собакам мяса», «Змеи, змеи кругом – будь им пусто...», «Истома ящерицей ползает в костях», «Кони привередливые», «Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты...», «Мне снятся крысы, хоботы и черти», «Мы без этих машин – словно птицы без крыл...», «Осторожно, гризли!», «Охота на волков», «Охота на кабанов», «Песенка про Козла отпущения», «Песенка про мангустов», «Песня о двух погибших лебедях», «Песня о черном и белом лебедях», «Песня про белого слона», «Торопись – тощий гриф над страною кружит...» и т. д.

Таким образом, поэзия В. С. Высоцкого насыщена символическими образами животных, птиц, насекомых, рыб и пресмыкающихся, персонификация которых и необычное ситуативное использование помогли поэту ярче и рельефнее изобразить общество и человека в иерархии межличностных, производственных, бытовых, социальных, национальных и многих других видах отношений. При этом в каждой песне и стихотворении просматривается собственная позиция поэта.

Примечания

[1] ЖАЙВОРОНОК, В. В. Українська етнолiнгвiстика: деякi аспекти дослiджень. Мовознавство,

[2] ВЫСОЦКИЙ, В. С. Сочинения в двух томах. Екатеринбург, 1995, т. 1, с. 160.

[3] В русских народных песнях самка лебедя обычно называется лебедицей, лебедушкой или той же лексемой лебедь, но в форме женского рода, что было использовано В. Высоцким в стилизованных народных песнях к кинофильму «Иван да Марья».

[4] Энциклопедия в 2-х т. Москва, 1992.

[5] КОСТОМАРОВ, Н. И. Славянская мифология: Исторические монографии и исследования. Москва, 1994.

Золотая ветвь: Исследование магии и религии. Москва, 1986.

[7] ВОЙТОВИЧ, В. Українська мiфологiя.

[8] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 145.

[9] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 164.

[10] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 228.

[11] НЮСТРЕМ, Э. Стокгольм, 1989, с. 76, 364.

[12] ФЕДОРОВ, А. И. (сост.) Фразеологический словарь русского литературного языка. В 2 т. Москва, 1997.

[14] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 145.

[15] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 414.

[16] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 407.

[17] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 301.

[19] RASMUSSON, E. Kuckeliku! Berättelser om en galning i dikt och verklighet. Höganäs, 1990.

[20] Чумаки в Украине XV–XIX вв. – возчики и торговцы, перевозившие на волах хлеб, соль, рыбу и другие товары для продажи.

Записки у изголовья. Москва, 1983.

[22] Мифы народов мира, сноска 4, с. 310.

[24] Фразеологiчний словник української мови. У 2-х кн. Київ, 1999.

[25] Согласно христианским верованиям, первым пением (в 10 часов ночи) петух прогоняет злых духов, вторым (в 12 часов) – мертвецов, а третьим (в 2 часа ночи) – злых колдунов и ведьм.

[26] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 291.

[28] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 2, с. 243.

[29] О собирательном образе «гуси-лебеди» в славянской мифологии см. КОСТОМАРОВ, Н. И. Славянская мифология: Исторические монографии и исследования. Москва, 1994, с. 294.

[31] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 334.

[32] Мифы народов мира, сноска 4.

[33] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 403.

–267.

[35] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 2, с. 243.

[36] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 2, с. 243.

[37] Мифы народов мира, сноска 4, с. 60.

[39] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 379.

[40] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 300.

[41] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 374.

[42] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 410.

[44] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 399.

[45] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 249.

[46] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 349.

[47] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 165.

[49] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 323.

[50] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 134.

[51] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 2, с. 307.

[52] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 32.

[54] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 352.

[55] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 352.

[56] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 353.

[57] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 353.

Язычество древних славян. Москва, 1994, с. 16.

[59] КОСТОМАРОВ, сноска 5.

[60] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 464.

[62] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 374.

[63] Мифы народов мира, сноска 4, с. 129.

[64] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 352.

[66] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 148.

[67] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 148.

[68] ВОЙТОВИЧ, сноска 7.

[69] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 437.

[71] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 447.

[72] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 164.

[73] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 466.

[74] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 252.

«Тот факт, что разные насекомые соотносятся в совокупности со всеми космическими зонами и со всеми тремя частями мирового дерева, находит параллель в мифопоэтическом взгляде на насекомых как гибридный образ, составленный из черт (или свойств), присущих животным, живущим в воздухе, на земле (а иногда и под землей); сравните соответствующие тексты (особенно часто – загадки о насекомых) типа: «Чорон, да не ворон, рогат, да не бык, шесть ног без копыт: летит – воет, падает – землю роет», «Летит по-птичьи, ревет по-бычьи», «Не рак, не рыба, не зверь, не птица» и т. п. Иногда насекомое изображается как посланец бога, которому дана власть над всеми, кроме обитателей моря» (Мифы народов мира, сноска 4, с. 202).

[76] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 422.

[77] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 422.

[79] СКОВОРОДА, Г. Твори. У 2-х т. Київ, 1994, т. 1, с. 122–123.

[80] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 423.

[81] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 424.

[83] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 288.

[84] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 288.

[85] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 222.

[86] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 119.

[88] ВЫСОЦКИЙ, сноска 2, т. 1, с. 119.

Раздел сайта: