Раевская М. А.: Восприятие поэзии В. С. Высоцкого в Болгарии - переводы и критика (1972-2009)
1. 2. Публикации В. С. Высоцкого

1.2. Публикации В. С. Высоцкого

1.2.1. Публикации в прессе и сборниках

До сих пор бытует легенда, будто Высоцкого при жизни не публиковали на родине или что напечатано было только одно стихотворение в альманахе «День поэзии». Также многие заблуждаются, считая, будто советская пресса замалчивала существование Высоцкого или высказывала только негативные суждения о нем. За последние годы обнаружено более 250 публикаций поэтических текстов Высоцкого, появившихся с 1965 по 25 июля 1980 года, а также множество печатных отзывов о поэте [11].

Однако изобилие публикаций не отменяет справедливости утверждения, что Высоцкий имел основание чувствовать себя недооцененным. Почти все тексты увидели свет в провинциальных или малотиражных изданиях, песенниках, монтажных записях кинофильмов, иногда без указания имени автора. Возможно, поэт был не осведомлен о существовании большинства этих публикаций. Не все отзывы были развернутыми, отличались уважительным отношением к его творчеству. Естественно, что поэт не был удовлетворен тем, как представлен на страницах советской печати. И очень трепетно относился к немногим публикациям, которыми мог гордиться [12].

«Мои товарищи – артисты» в журнале «Аврора» (1980, № 5). Поэт обронил фразу: «Приятно о себе читать не на латинском шрифте…» [185: 119]. «Латинский шрифт» в данном случае как бы символизировал западную печать, а «не латинский» (конечно, Высоцкий имел в виду кириллицу) – советскую. Но кириллицу использовали и в двух зарубежных странах, которые тогда назывались Социалистическая федеративная республика Югославия и Народная республика Болгария.

Можно предположить, что вырезка из болгарской газеты или журнала с переводом песни или заметкой могла обладать для Высоцкого особенной психологической ценностью. Дело не в том, что болгарский текст с виду очень похож на русский. Факт публикации в стране с родственной культурой и политической системой мог давать поэту надежду, что его творчество рано или поздно пробьет себе дорогу и на страницы советских изданий.

Если пользу публикации статей о Высоцком никто не оспаривал, то необходимость перевода его песен иногда вызывает сомнения. Критик Александр Абаджиев недоумевает в беседе с Марком Цыбульским: «А зачем… переводить Высоцкого на болгарский, если мы все понимаем по-русски?» [235]. Такие же заявления автору диссертации приходилось слышать от многих образованных болгар средних лет, получивших образование при социализме, сопряженное с интенсивным изучением русского языка.

Во время гастролей Театра драмы и комедии на Таганке в Болгарии (5 – 25 сентября 1975 г.) [13] у Высоцкого не возникало никаких проблем с общением, спектакли шли без перевода. Но нельзя обойти вниманием случай, произошедший в г. Велико-Тырново (17 или 18 сентября). Поэта пригласили выступить местные артисты. Обнаружилось, что они недостаточно хорошо знают русский язык.

«Жалко, <…> есть песни, где много жаргона, и, наверное, вам трудно понять <…> Ты будешь переводить потом», – обратился Высоцкий к спутнику (его имя осталось для нас неизвестным). После каждой песни следовал ее прозаический пересказ, а в некоторых случаях – перевод.

«Смотрины» [14] и песню «Я из дела ушел», которая заканчивается словами «Пророков нет в отечестве своем,// Но и в других отечествах – не густо», и бросил спутнику: «Ну, это ты потом переведешь» и подсказал, что «не густо» значит «не много». А знаменитую песню «Диалог у телевизора» Высоцкий пересказал прозой, сделав своего рода автоперевод: заменил стилистически маркированные слова нейтральными («алкаш» – «алкоголик», «накрылась премия» – «премию не дали»), местами прибег к генерализации («шурин» – «родственник», «джерси» – «шерсть»), местами – к смысловому развитию [15] («Кто мне писал на работу жалобы, что я, там, пью и так далее») [16]. Интересны и некоторые комментарии Высоцкого к тексту – в частности, что Ваня и Зина сидят в цирке (а не у себя дома у телевизора), а также то, что «короткая маечка» – это мини-юбка. 

Все-таки кое-что осталось непонятным. Судя по репликам Высоцкого, слушатели его переспрашивали. Им оказались незнакомы не только разговорные выражения («на грубость нарываешься», «обидеть норовишь»), но и некоторые общелитературные слова («карлики», «попугаи»).

«… они сидят в цирке. <…> И он{а} все время говорит: «Посмотри, какие клоуны прекрасные! А один, – говорит, – как алкоголик. И похож на нашего родственника! <…> Потом она ему говорит: «Ой! <…> Посмотри, какие карлики замечательные!..»

… «Карлики»? – «лилипуты».

«…Что они одеты в шерсть, а не в шевиот. Да… И что у нас на Пятой швейной фабрике («на нашей» – где она работает) такое никто не может пошить: очень красиво. А у тебя, – говорит, – Вань, все друзья такая рвань… Все друзья ходят плохо одетые. И пьют они всегда так рано утром! И <…> такую гадость! – все время <…> Ну, и потом, она ему говорит: «Посмотри, какие попугайчики!…»

«Попугайчики» – «попугаи». Это такая птица. Она говорит: «Нет, я ей-Богу закричу!» – что они так нравятся, что она прямо сейчас закричит. А потом она вдруг увидела кого-то в мини-юбке и говорит: «Посмотри, а кто это в короткой маечке? <…> А он говорит: «<…> Молчи уж лучше! Кто мне писал на работу жалобы, что я, там, пью и так далее? <…> мне за это премию не дали!» <…> «Ты на грубость нарываешься» – ну, «Ты… Ты все время напрашиваешься на то, чтобы я тебе сказал какую-нибудь гадость…».

«И все время норовишь обидеть. Все время хочешь меня обидеть» [376].

Значит, даже в момент наиболее активного присутствия русского языка в болгарской культуре, даже в среде творческой интеллигенции встречались люди, которые не могли понимать песни Высоцкого без перевода.

– нужно хорошо понимать именно разговорную речь. Радка Димитрова признается: «Те, кому русский не родной, – а также те, кому не довелось слушать язык улицы, – часто не в состоянии вникнуть в истинный смысл некоторых «корявых и будничных» песен» [17] [280: 17]. «Я часто задумывался, знаем ли мы Высоцкого по-настоящему, – пишет Христо Карастоянов. – <…> действительно ли нам хватает вынесенных из школы познаний в русском языке, чтобы прорваться сквозь «искрящийся» и в то же время «хриплый» язык поэта. Другими словами: понимаем ли мы, о чем он, собственно, поет?..» [309].

Некоторые болгарские поклонники Высоцкого изготавливали для себя кустарные подстрочники [404]. Иногда приходилось целые ночи просиживать, расшифровывая жаргонные слова [247]. Кто не мог переводить сам – просил друзей [322: 3]. Те, кто решался вынести плоды своей деятельности на суд общественности, претерпевали немалые душевные борения. Владимир Левков написал в послесловии к своим переводам: «И все же почему я этим занялся? Может быть, чтобы наказать себя за самоуверенность, которую я проявлял годы напролет, утверждая, что болгары должны читать русскую литературу в оригинале. Насчет того, что должны – верно, но вот могут ли – совсем другой вопрос» [См.: 59].

До недавнего времени казалось, будто история первой публикации перевода Высоцкого в Болгарии хорошо изучена. Ее описал в своих книгах и статьях Любен Георгиев.

В 1973 г. редакция газеты «Народна армия» поручила Георгиеву вести рубрику о советских писателях, участвовавших в Великой Отечественной войне или создавших произведения о ней [137: 264 – 265]. У критика была маленькая пластинка Высоцкого с четырьмя песнями о войне. Георгиев расшифровал текст «Братских могил» и дал его переводчику Ивану Николову. 3 июня 1973 г. стихотворение Высоцкого с небольшой преамбулой Георгиева увидело свет.

Осенью того же года Георгиев подарил Высоцкому газету. В одной статье 1988 г. он так описывает реакцию поэта: «его руки задрожали от волнения», и он промолвил: «Хочешь верь, хочешь нет, но я впервые вижу свои стихи, выраженные печатными буквами» [269].

«это вообще первая публикация Высоцкого в прессе» и что «летоисчисление его публикаций начинается с газеты «Народна армия»» [Там же]. Со временем критик, видимо, узнал, что Высоцкого печатали в СССР уже с середины 1960-х гг. С этого же времени его переводят и публикуют за границей [18] [См. 71: 588]. Поэтому в более поздних статьях Георгиев уже не называл организованную им публикацию «вообще первой» (исчезла и мелодраматическая подробность насчет дрожания рук Высоцкого). Однако до 2007 г. никто не отказывал публикации в «Народна армия» в праве считаться первой в Болгарии.

В 2007 г. автор диссертации обнаружил, что еще в 1972 г. были опубликованы 4 текста Высоцкого в переводе известного поэта и драматурга Стефана Цанева [19]. Это «Человек за бортом», «Я не люблю», «Здесь лапы у елей дрожат на весу…», и «Свой остров», использованные в спектакле театра «Современник» по пьесе Р. Каугвера. Пьеса переведена Цаневым и напечатана под заглавием «Каждый ищет свой остров» в брошюрке из серии «Театрална библиотека», которую издавал Институт художественной самодеятельности (тираж – 3029 экземпляров). Хотя в русскую публикацию «Своего острова» [156] песни Высоцкого не входили, в болгарскую их решили включить. Они напечатаны после текста пьесы [60: 102 – 105]. Над каждым стихотворением указано имя автора, а под текстом – имя переводчика. За переводами следуют заметки постановщика, заслуженной артистки РСФСР Г. Б. Волчек:

«Главная трудность состояла в том, чтобы главный герой пьесы – Карл Рийпс <…> – не превратился в назидательный, нравоучительный персонаж, рупор «правильных идей». Нам хотелось найти в нем черты фанатика, чудака, который умеет радоваться чужим успехам, иронизировать над собой и другими, но не признает компромиссов в те моменты, когда нужно принять решение <…> В известной степени это новый тип «положительного героя», лишенного дидактической прямолинейности, соединяющего в себе все живые и противоречивые качества современного человека. Именно поэтому мне показалось, что в спектакле именно Рийпс должен исполнять песни-монологи, написанные Владимиром Высоцким специально для этой пьесы. Для Рийпса они представляют собой осмысление того кусочка жизни, который он только что пережил на сцене на наших глазах» [Там же: 106].

Подстрочная сноска редактора поясняет, что о том, как использовать переводные тексты, «нужно спросить в драматическом театре «София»». Возможно, речь не только об авторских правах, но и о том, в каком месте вставлять их в спектакль.

Брошюрку с переводом пьесы Каугвера можно найти во многих крупных библиотеках как России (в РГБ, Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы и др.), так и Болгарии (Народной библиотеке имени Св. Кирилла и Мефодия, Столичной имени Славейкова, библиотеках Софийского университета, Академии наук Болгарии, Союза артистов Болгарии, а также в областных библиотеках городов Велико-Тырново, Шумен и Варна).

его стихам и статьям о нем удается пробиться в печать. Казалось бы, Георгиеву должно было быть тем приятнее, чем раньше его родная страна признала стихи Высоцкого достойными напечатания. Безусловно, критику было лестно вести «летоисчисление» публикаций Высоцкого с материала в газете «Народна армия», вышедшего при его, Георгиева, активном участии. Но гордость за родную страну могла бы быть дороже «права первородства».

Конечно, не исключено, что Любен Георгиев мог и не знать об этой публикации. В апреле 2007 г. нам удалось связаться с дочерьми покойного критика Ивой Георгиевой и Диляной Кметовой, а также со Стефаном Цаневым. Цанев рассказал, что был знаком с Георгиевым, но переводов ему не дарил (и вообще нигде их не распространял специально). Дочери Георгиева сообщили нам, что в данный момент брошюрки с пьесой Каугвера в их домашней библиотеке нет.

«Любен Георгиев писал литературно-критические книги <…> это все-таки не научные статьи, – предлагает объяснение его дочь Ива. – <…> Может быть, если бы он задался целью написать научное исследование, он бы тоже разыскал эти переводы» (личное письмо автору от 23.04.2007).

Мы предположили, что Георгиев не захотел упоминать публикацию Стефана Цанева, потому что недолюбливал переводчика лично и не хотел делать ему «рекламу». По мнению обеих дочерей критика, об этом и речи быть не может. «Смею вас уверить, что такой порядочный и смелый человек, как Любен Георгиев, не стал бы замалчивать какие-то факты и сводить тем самым мелкие счеты. Такой преданный Слову человек, каким был он, по меньшей мере задумался бы о том, что, замалчивая какой-то факт, он вычеркивает его из истории литературы. <…> Он писал ясно и категорично и о тех вещах, которые ему нравились, и о тех, которые ему не нравились – и это часто доставляло ему неприятности. <…> Его честность пересиливала инстинкт самосохранения», – пишет Ива об отце.

Дочери Георгиева в один голос утверждают, что между их отцом и Стефаном Цаневым неприязни не было и в помине. А вот сам Цанев несколько иного мнения. В интервью газете «Янтра ДНЕС» он заявил, что его отношения с покойным критиком были «весьма непростыми». «… почему Любен Георгиев нигде не упомянул мои переводы? Понятия не имею…» [Цит. по: 370].

«София» – он пишет, что в этом спектакле песни Высоцкого впервые звучали с болгарской сцены [132: 200, 314]. Стефан Цанев рассказал нам, что переводы были напечатаны еще и в программке спектакля. В 1975 г., во время пребывания «Таганки» в Софии, Цанев встретился с Высоцким и подарил ему программку («Впервые вижу свои стихи напечатанными!» – сказал русский поэт болгарскому). Возможно, Георгиев даже был свидетелем разговора Высоцкого и Цанева и видел программку с переводами. Неужели ему не было интересно, не напечатаны ли эти переводы еще где-то?

В одной статье Георгиева есть фраза: «Джерри напечатал «На рюмочку кофе» в библиотечке для театра самодеятельности» [270: 127]. Речь идет об известном писателе-диссиденте Георгии Маркове (1929 – 1978) и его публикации в серии «Театрална библиотека» [173]. Вряд ли брошюрки из этой серии были любимым чтением Георгиева (в них в основном публиковались легковесные комедии в духе социалистического реализма), но их существование не было и тайной для него. Даже если Георгиев не собирал все выпуски, наверняка у него были знакомые, которые не пропустили эту публикацию и обратили его внимание на нее.

Мы склоняемся к мнению, что Георгиев не был удовлетворен качеством переводов Цанева и поэтому не захотел упоминать о них. В пользу этой версии говорят наблюдения над переводами и над творческим почерком болгарского критика (подробный анализ с множеством примеров и цитат см. в наших статьях: [378; 381; 382]). Любен Георгиев весьма строго относился к качеству поэтических переводов: не прощал отступлений от ритма, искажений смысла, не желал, чтобы переводчики вкладывали в уста автора собственные «мысли, идеи и внушения» [См. 137: 99]. А переводы Стефана Цанева отличаются всеми этими недостатками. В них осталось слишком мало от Высоцкого и появилось слишком много от переводчика. Даже если бы поэзия Цанева нравилась Георгиеву, он не одобрил бы этого своеволия. А свое отношение к поэтике Цанева Георгиев высказал в посвященной ему статье [274: 141 – 153], и отношение это в целом отрицательное. Если же Георгиеву не нравился какой-то факт искусства (и он не имел возможности посвятить ему отдельную, развернутую критическую статью), он был склонен умолчать о его существовании. Например, Георгиев объявил хорошими только те переводы Высоцкого, которые сделаны Иваном Николовым и Добромиром Тоневым [См. 137: 103 – 104]. Случайно ли, что только их он упоминал и цитировал?

Вполне возможно, что Георгиев не хотел, чтобы болгарские читатели знакомились с поэзией Высоцкого по неадекватным переводам Стефана Цанева – и потому вычеркнул из истории литературы самый первый факт переводческой рецепции Высоцкого в Болгарии.

В 1977 г. Георгиеву удалось организовать еще одну публикацию Высоцкого. Он тогда вел рубрику о советском искусстве в газете «Студентска трибуна». 26 апреля Георгиев напечатал текст песни «Он не вернулся из боя» в переводе Ивана Николова. Об этом он с заслуженной гордостью рассказывал потом в книгах [Там же: 265]. К сожалению, из книг Георгиева нельзя узнать, что в том же 1977 году у Высоцкого в Болгарии появилась еще одна публикация.

«Последний парад» [16]. В нее входят песни Высоцкого «При всякой погоде…», «Москва-Одесса», «Песня Геращенко», «Моя цыганская», «Утренняя гимнастика», «Песня Сенежина», «Один музыкант объяснил мне пространно…», «Корабли постоят – и ложатся на курс…». В 1977 г. болгарский перевод «Последнего парада» напечатан в той же серии «Театрална библиотека», в третьем выпуске [36]. Пьесу перевела Маргарита Русева, а стихи – Живка Балтаджиева. В русском издании Штейна автор стихотворных текстов не указан (и в переводе его имя тоже не будет указано), но Балтаджиева догадалась, чьи стихи перед ней – она хорошо знала творчество Высоцкого (личное письмо автору диссертации от 17.02.2008). Поэтесса была шапочно знакома и с Высоцким, и с Любеном Георгиевым, но о своих переводах им не рассказывала.

Нам кажется, о публикации «Последнего парада» Любен Георгиев мог действительно не узнать. Хотя она напечатана в той же книжной серии, что и переводы Цанева, ситуация здесь иная. Во-первых, пьесу Штейна, насколько нам известно, на болгарской сцене не ставили – у Георгиева не было поводов обратить на нее внимание. Во-вторых, имя Высоцкого не указано ни в русской, ни в болгарской публикации. А по болгарским переводам Живки Балтаджиевой «опознать» стихи Высоцкого довольно непросто.

«Я знаю несколько дерзких публикаций его переводов у нас и в Польше, – писал о Высоцком знаменитый поэт Любомир Левчев. – <…> Говорю «дерзкие», потому что <…> существовал строгий закон, запрещающий перевод и публикацию русского автора, который не печатался в Советском Союзе или не получил специального разрешения Главлита» (пер. В. Алищука) [9: 9]. Анатолий Петров задается вопросом (в связи с публикацией «Братских могил» и «Он не вернулся из боя», которые он, как и все в то время, считал единственными): «как болгарская цензура допустила это?». И сам предлагает ответ: «Высоцкому удалось прорваться не просто как поэту, а как советскому поэту. А нельзя забывать и то, что здесь речь идет только о его песнях на военную тему» [186: 7].  

Возможно, дело действительно в том, что к началу 1970-х гг с имени Высоцкого в его родной стране была снята опала, наложенная в 1968-м. Власти «смирились» с существованием Высоцкого, его уже можно было признать если не по-настоящему «советским поэтом», то по крайней мере не антисоветским. А возможно, успех зависел от дипломатического таланта публикатора. Любен Георгиев оба раза представил барда как участника советского художественного процесса: при публикации в газете «Народна армия» его имя было поставлено в один ряд с именами Симонова, Полевого, Рождественского, а в газете «Студентска трибуна» Высоцкий оказался вписанным в контекст советского театрального искусства. Думается, если бы Георгиев попытался опубликовать стихи своего друга, например, в газете «Литературен фронт», сделав акцент на том, что Высоцкий – прежде всего поэт, вряд ли он добился бы успеха [20]. А с публикациями песен в серии «Театрална библиотека» было еще проще – они составляли как бы одно целое с пьесами Каугвера и Штейна (имя Высоцкого даже не фигурировало в оглавлении). Возможно, цензоры, проверявшие брошюры перед печатью, даже не обратили внимания на эти стихи [21].  

Наконец, песни, которые смогли пробиться к болгарскому читателю, уже были некоторым образом «одобрены» и на родине Высоцкого. Почти все они были напечатаны в Советском Союзе: тексты, входящие в пьесу Штейна, песни, выбранные для публикации Георгиевым. «Братские могилы» до июня 1973 г. печатались по меньшей мере 22 раза, «Он не вернулся из боя» – пять раз с 1970 по 1974 г. [см. 71: 93, 95]. Впрочем, болгарские цензоры вряд ли знали о том, что «Братские могилы» и «Он не вернулся из боя» опубликованы в СССР, об этом и сам Георгиев не знал. Но эти песни звучали в советских кинофильмах «Я родом из детства» и «Сыновья уходят в бой», выходили на пластинке (Георгиев старательно отмечал это в преамбулах к обеим публикациям). Песни, которые перевел Стефан Цанев, были в какой-то мере «залитованы» тем, что использованы в советском спектакле. Неизвестно, что ожидало бы Георгиева, предложи он напечатать в 1970-е гг «Баньку по-белому».

«Человек за бортом», «Я не люблю», «Здесь лапы у елей…» и «Свой остров» оказались опубликованы в Болгарии в переводе раньше, чем в СССР. Если «Я не люблю» при жизни Высоцкого успели напечатать в газете «Tallinna politehnik» (1977. № 27 (30 sept)) в переводе на эстонский [См. там же: 96], то остальные произведения опубликовали только после кончины автора. Текст «Здесь лапы у елей…» впервые напечатан в сборнике «Нерв» (1981), там же впервые опубликован оригинал «Я не люблю». «Свой остров» вышел в свет в журнале «Театр» в 1987 г. (№ 5), «Человек за бортом» – в сборнике «Четыре четверти пути» (1988).

Эти факты заслуживают того, чтобы сопоставить их со сведениями о прижизненной популярности творчества Высоцкого в Болгарии.

Трудно сказать, когда его песни стали известны в этой стране. «Вероятно, еще в середине 60-х годов, но вряд ли кто-нибудь может дать более точный ответ», – пишет Анатолий Петров [186: 3]. Уже к концу десятилетия Высоцкий становится популярен у образованной молодежи в крупных городах. Доцент Шуменского университета Дечка Чавдарова, которая окончила отделение русской филологии Софийского университета, пишет, что в 1971 – 1972 гг она и ее друзья часто собирались у преподавательницы русского языка Валерии Смирновой. Разговаривали о новинках литературы, театра и кино, пели. На этих встречах часто звучали песни Высоцкого – не только с магнитофона, но и в исполнении самих студентов. Студенты распевали и эти песни и на улице, когда расходились по домам. Прохожие останавливались и вслушивались – «догадывались, что звучит что-то незнакомое, неофициозное» [426: 251]. Мария Илиева, тоже учившаяся в 1968 – 1973 гг в Софийском университете на отделении русской филологии, утверждает, что во времена ее студенчества «все были как будто помешаны на Высоцком. В университетских аудиториях на переменах только о нем и говорили» [Цит. по: 310].

Любен Георгиев вспоминает, что «в 1971 или 1972 году» у него был творческий вечер в Пловдиве. С ним захотела встретиться студентка отделения русской филологии Пловдивского университета. Она показала столичному критику тетрадку – там было записано 136 текстов Высоцкого, расшифрованных с пленок и пластинок [135: 238; 132: 340].  

В 1971 г. журналисту Ивану Дончеву довелось пообщаться с Высоцким. Поэт попросил разрешения задать «неудобный вопрос»: «У Вас там в Болгарии мои песни известны?». Дончев набрался смелости для «неудобного ответа»: «Я думаю, у нашей творческой и технической интеллигенции вы даже популярнее, чем в некоторых кругах в Советском Союзе» [283: 146] – и пожаловался на одну знакомую москвичку, которая называла знаменитого соотечественника «Хрипастым Квазимодо». Летом 1973 г. Любомир Левчев на такой же «неудобный вопрос» ответил, что в его стране Высоцкий не просто известен, а «опасно популярен» [186: 7, 8].

Во время визита в Болгарию Высоцкий с удовольствием убеждался, что поклонники его творчества есть во всех возрастных слоях болгарского общества. На банкете после спектакля Тодор Живков лично просил его спеть. А однажды в гримерку прорвалась семья с ребенком, и, как вспоминал В. С. Смехов, «сей последний, пяти лет от роду, защищает право на персональный автограф от поэта: он исполняет с прелестным акцентом фрагменты из песен Высоцкого… Если хотите, предлагают родители, он будет петь очень долго – он знает почти все, что у нас есть в записи…» [12: 39].

С 1978 г. журналист Венета Мандева дает в Варне лекции-концерты под названием «Вечера Высоцкого» [346: 68]. А в городе Перник горный инженер Владимир Топоров организовал вместе с друзьями и женой кружок по изучению песен знаменитого барда: участники рассматривали творчество Высоцкого по темам, Топорова особенно привлекала военная [см. 432].

Распространение песен Высоцкого было бы невозможно, если бы его поклонники не имели возможности общаться. При жизни поэта его песни чаще всего распространялись в записях. Аудиокассеты кочевали с магнитофона на магнитофон, их давали переписывать друзьям или продавали на «черном рынке». Культурная политика СССР и НРБ создавала условия для довольно активного общения. Советское государство жестко контролировало контакты своих граждан с представителями других стран, особенно капиталистических. Однако в Болгарию советских граждан выпускали относительно охотно. Советский Союз питал к ней огромное доверие: ведь она была самой лояльной из всех стран Восточной Европы.  

У жителей СССР и Болгарии было много поводов и возможностей побывать друг у друга в гостях. Советских инженеров посылали налаживать народное хозяйство НРБ, участвовать в проектировании и строительстве промышленных объектов (например, электростанций). Болгарские рабочие приезжали в Коми АССР – с 1967 г. было разрешено заготавливать там древесину для нужд Болгарии. Обменивались делегациями творческие союзы (писателей, художников, композиторов, журналистов), культурные и общественные организации, редакции СМИ. Очень тесным было сотрудничество в области образования и науки. Советские и болгарские научные институты совместно работали над сотнями тем. В 1970/1971 учебных годах в СССР было 1047 болгарских студентов, а в 1979/1980 – уже 3166. К 1973-му году три четверти научных сотрудников Академии наук Болгарии (БАН) повысили квалификацию в СССР [См. 96: 15; 93: 21 – 23]. Болгария была самой доступной страной и для туристических поездок: в 1970 г. там побывало около ста тысяч советских туристов [См. 87: 28]. Развивалось и заочное общение: болгарские и советские граждане, особенно молодые, находили друзей по переписке. Им в этом помогали Общество советско-болгарской дружбы (в СССР) и Всенародный комитет болгаро-советской дружбы (в Болгарии).

Любен Георгиев услышал их не позже 1963 г. от А. А. Вознесенского. Они отдыхали на черноморском курорте Солнечный берег, Вознесенский целыми днями напролет пел критику песни Высоцкого, «диктовал… тексты, потом давал пластинки и кассеты – переписать» [132: 67 – 68]. Осенью 1966 г. Георгиев познакомился с Высоцким в Театре на Таганке. Высоцкий удивился, что болгарский критик слышал в том числе и песни, не предназначенные для концертов и «исполнявшиеся в кругу друзей». Поэт предположил, что их записи попадают в Болгарию через ее уроженцев, которые учатся в советских университетах.  

Иван Дончев пишет, что впервые услышал Высоцкого в 1965 г. в «первом молодежном лагере болгарско-советской дружбы» на Дону [283: 145].

У писателя Деяна Энева есть художественный рассказ «Высоцкий». У героя отец погиб на заработках в республике Коми. Юноша бережет как зеницу ока несколько аудиокассет с песнями Высоцкого. «…лесорубы, работавшие с папой, переслали нам его багаж, и я нашел их там. Я все лето расшифровывал и записывал эти песни в тетрадку» [143: 194 – 197].

Осенью 1970 г. редакция газеты «Народно дело» (г. Варна) направила репортера Венету Мандеву на «вечер дружбы» в Дом культуры работников транспорта, где собрались иностранные моряки. Мандева познакомилась со старпомом одесского судна «Сарыч», который прочитал ей наизусть («не спел, а просто прочитал») «Два письма» Высоцкого. Через несколько месяцев Мандеву позвал в гости «руководитель музыкального кабинета Дома художественной самодеятельности»: «… приходи, у меня запись Булата Окуджавы, только плохая, голос какой-то надтреснутый…». На пленке оказались «Песня о друге», «Песня о нейтральной полосе», «Лукоморья больше нет…», «Корабли постоят…», «Песня о сентиментальном боксере». «Не было песни «Два письма», но… я сразу узнала стиль, почерк Высоцкого <…> при том, что голоса его раньше не слышала, а от моряков узнала слова только одной песни!». Мандева стала собирать его записи. «Варненский театр часто ездил в Киев, оттуда артисты привозили записи Высоцкого. Литературный критик из Софии Христо Стефанов собирал эти записи, и мы с ним обменивались. Только из-за одной новой песни я могла ехать через весь город, а то – и в другой». В 1972 г. ей удалось съездить в Советский Союз «в составе молодежной группы из 120 человек», в Москве она купила две пластинки Высоцкого – «маленькие – по пять-шесть песен». С будущим мужем, в ту пору молодым инженером, она познакомилась благодаря своему увлечению. «Общие друзья привели его <…> в мою квартиру, чтобы он послушал Высоцкого. <…> тогда молодая болгарская интеллигенция <…> часто собиралась у коллекционеров. Высоцкий меня познакомил, сам того не зная, с сотнями людей…» [346: 65 – 66].

«присутствие» в культуре и образовательной сфере было очень активным. В «Программе по русскому языку для V – XI классов» 1964 г. заявлялось: «Каждый гражданин Народной Республики Болгария должен хорошо знать русский язык, чтобы иметь возможность использовать богатый опыт социалистической науки и культуры Советского Союза» [См. 205: 121]. Апогеем присутствия русского языка в болгарском образовании стала учебная программа 1973 г., согласно которой школьники должны были изучать русский с третьего по десятый класс. Существовали школы с обучением на русском языке, функционировали кружки и курсы для взрослых. Если болгарин претендовал на звание образованного человека, собирался сделать карьеру в интеллектуальной сфере, то изучение русского языка для него не могло закончиться в школе. По данным на 1973 г., русский язык в Болгарии изучало больше миллиона человек, то есть 14, 5 процентов населения [См. там же].  

Активным было и приобщение к советской культуре. Болгария была на первом месте в мире по распространению советских книг, журналов и газет на душу населения [См., напр. 96: 16]. Ежегодно НРБ приобретала в СССР 16 – 17 тыс. названий книг общим тиражом 8 – 9 млн экз. За 1971 – 1975 гг., например, в Болгарию было продано 18 млн экземпляров советских книг [Там же: 17] (население НРБ не превышало 9 млн). К 1975 г. в стране было 34 магазина советской книги, а в 329 книжных магазинах были специализированные отделы [93: 26]. Три из четырех книг, переводимых в Болгарии, были советскими [Там же].

С 1944 по 1980 г «на болгарских сценах было поставлено более 300 русских и советских пьес <…> За период с 1970 по 1980 гг болгарский зритель увидел по телевидению 63 советских театральных постановки и 98 болгарских постановок по русским и советским пьесам» [89: 20]. С 1976 по 1980 гг на гастроли в НРБ съездил 21 советский театр, а советские фильмы за это время посмотрели 120 млн зрителей [96: 19].

Конечно, среди тысяч названий покупаемых и переводимых советских книг не было ни одного сборника Высоцкого – до 1981 г. их не существовало вообще. Однако нам важно подчеркнуть, что средний болгарин (особенно если он был интеллигентным человеком, жил в крупном городе) вполне мог быть воспитан на той же литературе, что и его русский ровесник. А это – еще одно объяснение тому, что песни Владимира Семеновича смогли «прижиться» в другой стране. Творчество Высоцкого, казалось бы, абсолютно демократичное, рожденное будто бы на улице, насыщено реминисценциями из классической литературы. В книге, обращенной к школьникам, А. В. Кулагин нашел очень простые слова для объяснения этого феномена: «Высоцкий пользуется мотивами и образами самых известных, хрестоматийных произведений, хорошо знакомых каждому его слушателю. А слушала его вся страна. Но и школьную программу по литературе тоже изучала вся страна» [164: 83].

– по утверждению Любена Георгиева, даже чаще, чем по советскому. Критик пишет, что не раз видел, как в Софии или Варне советские туристы в изумлении замирали, заслышав голос барда из динамика. «… Высоцкого в его родной стране не допускали в теле- и радиоэфир, а у нас таких запретов не было», – утверждает критик [137: 271]. Однако болгарское радио не могло себе позволить многого. Журналистка Виолетта Цветкова вспоминает, что услышать в эфире можно было только «несколько вроде как благовидных» песен, но молодежь интересовалась другими, распространявшимися на кассетах – «болотными». В статье так и написано – «слушаха неговите «болотные»» [423], хотя имеются в виду, конечно же, «блатные» [22].  

«Вертикаль» и «Хозяин тайги», «Опасные гастроли» и «Иван да Марья» – те, в которых звучали песни Высоцкого. Судя по воспоминаниям Георгиева, в Болгарии получили популярность «Плохой хороший человек» и «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» – правда, в них Высоцкий не поет.

К 1975 году массовый болгарский зритель уже мог узнавать Высоцкого в лицо. Когда поэт пойдет вместе с Георгиевым гулять по софийским улицам, его постоянно будут окликать прохожие. Однако Георгиев все же решил, что внешний облик Высоцкого недостаточно известен в Болгарии. В октябре того же года он встретился с поэтом в Москве, чтобы записать интервью для телепрограммы «Московские встречи» [23]. Творческая команда сознательно нарушила золотое правило болгарской тележурналистики. В Высшем институте театрального искусства, где готовят телеоператоров, и на факультете журналистики Софийского университета студентам внушали: нельзя долго задерживать камеру на лице собеседника, нужно время от времени переводить ее на его руки, на стол, на пепельницу. Ведущий, оператор и режиссер были единодушны: менять планы ни к чему. Все 40 минут, что длилась программа, в кадре был только Высоцкий. «…мы показываем русского художника, и хотим, чтобы публика запомнила его лицо <…> Когда ей еще доведется его увидеть? <…> В то время <…> в прессе совсем редко печатали фотографии Высоцкого. Голос его мы слышали часто и узнавали его, но его облик совсем не был известен широкой публике» [132: 203].

Наконец, песни Высоцкого звучали со сцены болгарских театров. Мы уже сказали о спектакле по пьесе Р. Каугвера «Свой остров», где стихи Высоцкого использовались в переводе. В сезоне 1972 – 1973 гг. ее ставили в Софии (театр «София», режиссер Г. Б. Волчек), Бургасе (режиссер Симеон Димитров) и Димитровграде (режиссер Руси Карабалиев). В 1975 г. Асен Шопов поставил в Театре народной Армии спектакль «Смертию смерть поправ» по повести Б. Л. Васильева «В списках не значился». Со сцены звучала песня «Он не вернулся из боя». К сожалению, нам не удалось узнать, по-русски ее исполняли или в переводе. Даже телефонный разговор с супругой Васильева Зорей Альбертовной в январе 2008 г. не помог этого выяснить – писатель спектакля не видел. В конце 1975 г. Шопов поставил в софийском Театре Сатиры пьесу А. Вампилова «Провинциальные анекдоты» – там тоже использована песня Высоцкого (очевидно, в оригинале). В рецензии в газете «Отечествен фронт» будет отмечено, что этот прием – включать песни Высоцкого в спектакли – уже стал модой и «есть опасность», что он «станет шаблоном» [365]. От некоторых театров поэт даже получил гонорарные отчисления [132: 313].

стихи Высоцкого, болгарская пресса несомненно расширяла представление аудитории о его творчестве и демонстрировала, что не «отстает» от реального признания таланта Высоцкого в стране.

Подробно анализировать посмертные публикации Высоцкого не имеет смысла – они уже не были такой «экзотикой», как прижизненные. Здесь важно отметить тенденцию. За период с 1980 по 2008 гг. лишь 2 года оказались без публикаций – 2001 и 2004. Может быть, есть публикации и за эти годы, просто нам не удалось их обнаружить. Активность переводчиков (и газет, предоставляющих им свои страницы) была неравномерной. Пик пришелся на юбилейный 1988 г., тогда появилось 17 публикаций переводов (как отдельных стихотворений, так и подборок). Много печатали Высоцкого в 1983 и 1990 гг. (7 раз), 1982 и 1987 (6 раз) (при подсчете не учитывались стихотворения, входящие в отдельные издания). В 1990-е наблюдается спад, перепечатываются в основном старые переводы. Самое позднее обращение прессы к поэзии Высоцкого зафиксировано нами в 2008 г.: газета «Болгарска армия» в номере от 14 марта помещает «Братские могилы» в переводе Михаила Григорова.

– Высоцкого переводили и печатали не только в столице, но и в Варне, Велико-Тырнове, Кюстендиле, Михайловграде, Пловдиве, Ямболе. Широк и диапазон изданий, на страницах которых находилось место для стихотворений Высоцкого. Среди них центральные («Работническо дело», «Литературен фронт») – и специализированные (вузовские («Наука и труд»), армейские («Трудово дело», «Димитровска вахта»), морские («Морски свят»), альпинистские («Эхо»), даже научно-популярные («Заштита на природата»)); «толстые» литературно-художественные журналы «Современник», «Факел», «Пламык» – и бульварная газета «Уикенд»; издания враждующих политических партий (демократической («Демокрация») и социалистической («Декорация»)) и противоположных идеологических направлений (либеральный, экспериментальный «Литературен вестник» и патриотические, консервативные «Славянски вестник» и «Словото днес»).

Стихотворения Высоцкого переводятся и в составе других публикаций: книг А. С. Демидовой, М. Захарчука, М. Влади, Ю. М. Полякова и др. 

В 1983 г. в столичном издательстве «Народна култура» вышел первый болгарский сборник Высоцкого «Избрани стихотворения» [22]. В него входит 47 поэтических текстов. Материал был взят из первого издания «Нерва» (1981) и дополнен песнями, расшифрованными с лент и пластинок. Журналистка Вивиана Асса пишет, что «группа молодых переводчиков» – Румен Леонидов, Добромир Тонев, Владимир Левчев, Иван Станев и Иван Теофилов – справилась всего за 2 месяца [См. 240]. Составитель сборника Христо Стефанов в предисловии «Поэт у микрофона» признавался, что «немалая часть подобранного не была переведена в срок так, чтобы отвечать высоким требованиям издательства «Народна култура». Но первый шаг должен был быть сделан без промедления…» [22: 6].

переводчику русской литературы Борису Мисиркову. По словам Леонидова, самым частым ответом было «Думай сам!».

– осталось много ошибок. Румен Леонидов рассказывал нам, что когда он работал над вторым изданием, у него не было под рукой оригиналов. Вскоре после выхода первого сборника он получил письмо из г. Толбухин (сейчас ему возвращено старое название Добрич). Местный поклонник Высоцкого отчаялся раздобыть книгу «Нерв». Ему пришло в голову: если Леонидов переводил Высоцкого, значит, эта книга есть у него дома! У Леонидова действительно был «Нерв», правда, не книга, а ксерокопия. Он упаковал эти листы вместе со всеми своими пометками на полях в конверт и отнес на почту.

В 1984 года в пловдивском издательстве «Христо Г. Данов» вышла из печати книга «Владимир Висоцки» [19]. Она входила в серию «Поэты с гитарой», в которой издавали Булата Окуджаву, Виктора Хару, Боба Дилана. К ней прилагались плакат и гибкая пластинка с «Он не вернулся из боя», «Лирической» и «Конями привередливыми». Открывало ее предисловие Любомира Левчева «Поэт и гитара», завершало послесловие Любена Георгиева «Высоцкий продолжает петь». Составителем и единственным переводчиком 27 входящих в книгу текстов был Добромир Тонев. Тираж не указан, однако из другого источника можно узнать, что он был немалым – 51 000 экземпляров [132: 320].

В 2006 г. книга перепечатана в издательстве «Ню медиа груп» под названием «Той не се завърна от боя» («Он не вернулся из боя») (128 с.). Статьи Левчева и Георгиева выброшены. Открывает книгу предисловие редактора Марии Чунчевой (где акцент сделан скорее на донжуанстве Высоцкого, нежели на том, какой он поэт), а завершается она знаменитой анкетой поэта. Вместо пластинки прилагается компакт-диск [25].

В 1989 в софийском издательстве «Музика» вышел сборник «Избрани пе», составленный Владимиром Рыжиковым и Юлияном Поповым [21]. В первой половине расположены русские тексты песен, а рядом с ними – ноты для их исполнения; во второй – болгарские переводы этих же песен. Отобраны только песни, причем исполнявшиеся довольно часто и бывшие у многих на слуху; туда не попали стихотворения вроде «Мой Гамлет» или «Я не успел». Русскоязычную часть предваряло предисловие Р. И. Рождественского (отрывок из знаменитого вступления к «Нерву»), болгарскую – статья Юлияна Попова «Песня Высоцкого». В числе переводчиков – Добромир Тонев, Владимир Левчев, Румен Леонидов, Асен Сираков, Татьяна Георгиева, Росен Калоферов. В этой книге дебютируют Зоя Василева и Бойко Ламбовски. «Избрани песни» – единственное болгарское издание Высоцкого, в котором указан тираж: 4654 экз. Для социалистической Болгарии это было не так много.

«Народна култура» вышла книга «Завры» («Завръщане», переводится как «возвращение») [20]. В нее входят 74 стихотворения, проза («Роман о девочках»), монологи, а также воспоминания о поэте. Среди стихотворных произведений много ранних «блатных» песен и песен с жаргонной и разговорной лексикой («Татуировка», «У тебя глаза – как нож», «Песня про уголовный кодекс» и др.). Наверняка это объясняется демократическими переменами в Болгарии.

Однако, как это нередко бывало и в нашей стране, демократизация издательской деятельности заставила забыть о контроле за качеством изданий. В книгу попали два перевода «Песни Солодова». Составители (Румен Леонидов и Юлиян Попов), получив переложения, не смогли (или не захотели) установить, что они восходят к одному оригиналу. На стр. 105 – 106 напечатан перевод Андрея Андреева («На път – или умирай, като скот!»), под которым проставлена дата «1973», а через 33 страницы – перевод Татьяны Георгиевой («За път стегни се или в гроб легни…») со знаком вопроса в скобках вместо даты. Перевод песни «Она была в Париже», выполненный Иваном Станевым и неоднократно печатавшийся под его именем, подписан именем Бойко Ламбовски, перевод дилогии «Честь шахматной короны», принадлежащий Андрею Андрееву, приписан Татьяне Георгиевой. У некоторых песен стоят неправильные даты («Банька по-белому» датирована 1965-м годом, хотя появилась на три года позже).

«Я довольно формально относился к своим редакторским обязанностям, – признался Румен Леонидов. – Моей задачей было собрать все, что худо-бедно может звучать на болгарском. В основном это были переводы, которые уже были опубликованы в прессе. В том хаосе, что творился тогда вокруг, Высоцкий интересовал меня меньше всего».

«Абагар» (г. Велико-Тырново) появляется последний, пятый сборник – «70 нови превода» [24]. На самом деле в него входит 71 текст, дающий целостное представление о творческом пути Высоцкого – от «Татуировки» до «И снизу лед и сверху…». Наряду с «программными» произведениями – «Кони привередливые», «Охота на волков», «О фатальных датах и цифрах» – для него переведены и стихотворения, которые даже в России известны лишь ограниченному кругу глубоких знатоков («Запретили все цари всем царевичам…», «Много во мне маминого…», «А мы живем в мертвящей пустоте…»). Это не самый большой болгарский сборник (в предыдущем переводов было 74), однако самый цельный и ответственно подготовленный.

Все тексты переведены Светлозаром Ковачевым. Он же написал предисловие, составил хронику жизни и творчества Высоцкого, список наиболее интересных сайтов, посвященных русскому барду (очень ценная информация для читателей из другой страны, для которых Интернет является чуть ли не единственным «каналом соприкосновения» с русской культурой) и – впервые в истории болгарских публикаций Высоцкого – подробный комментарий. Из всех болгарских изданий только «Завръщане» было снабжено коротеньким – меньше двух страниц на стихи, прозу, монологи и воспоминания – комментарием, в котором только перечислялись источники, из которых взяты тексты (не было указания, откуда взят каждый из них).

– работе А. Е. Крылова и А. В. Кулагина, которая будет сопровождать книгу «Две судьбы» (она должна выйти в санкт-петербургском издательстве «Вита Нова»). Фрагменты его опубликованы в: [321]. Работа Крылова и Кулагина включает в себя 5 аспектов: текстологический (сведения об источниках, наиболее значимые варианты авторских названий, краткие сведения об адресатах произведений), историко-культурный (повод и мотивы создания произведения, расшифровка встречающихся в нем цитат, реминисценций, аббревиатур, жаргонизмов, терминов и пр., информация об автокомментариях, т. е. фрагментах высказываний Высоцкого, в которых он излагал обстоятельства написания произведения), реальный (знакомство с упомянутыми в тексте лицами, событиями, топонимами, бытовыми деталями эпохи), библиографический (ссылки на статьи, содержащие анализ произведения, сведения о первых публикациях текста в России) [Там же: 179].

У Светлозара Ковачева не разработан последний аспект и немного «слаб» первый – не указано, откуда взяты тексты для перевода. Комментарий к каждому произведению строится по следующей схеме: первая строка оригинального текста; варианты заглавий; переведенный на болгарский язык автокомментарий Высоцкого (если есть); информация о том, где произведение было использовано (если было); расшифровка использованных цитат, реминисценций и – реже – реалий (если нужно); изредка – отрывки из воспоминаний современников (например, Марины Влади); у каждой песни обязательно указано количество сохранившихся фонограмм и годы, в которые они сделаны. Вот как выглядит комментарий к «Татуировке» (с. 139): «Не делили мы тебя и не ласкали…»; известный рассказ Высоцкого о том, как он ехал в автобусе и увидел мужчину в расстегнутой рубашке с наколкой на груди в виде красивой женщины; «Сохранилось 10 записей этой песни. Самая ранняя сделана в 1963, самая поздняя – в 1973». 

– филологом из Софии, написавшей несколько исследовательских работ о Высоцком (одна из них посвящена проблеме перевода его песен на болгарский [161]).

В предисловии Светлозар Ковачев признается: «Несколько лет назад, когда я так легкомысленно отважился на это приключение в надежде донести магию Высоцкого до молодых болгарских читателей, я даже не представлял себе, сколь многому мне предстоит научиться и как много придется работать…» (с. 12). Характерно, что книга предназначена именно для молодого читателя. В 1990, в год выхода предыдущей книги – «Завръщане» – было отменено обязательное изучение русского языка в болгарских школах [24]. Выросло поколение, которое знает русский язык и культуру значительно хуже, чем их родители (если вообще знает), не может (или может с большим трудом) читать русскую литературу в оригинале. Потенциальная аудитория Высоцкого уменьшилась. Так что в 2009 г. на переводчиках Высоцкого лежит ответственность куда большая, чем в 1970-е или 1980-е – зачастую их труды являются для болгарской молодежи единственной возможностью познакомиться с творческим наследием этого замечательного русского поэта.  

и периодических изданиях (не учитываются рукописи и публикации из Интернета); просмотренные нами лично. Дилогии засчитываются как два текста. Всего переводов 314.

«Ну вот, исчезла дрожь в руках…» – над ней поработали 8 переводчиков. Однако обилие переводов может быть не совсем показательным, поскольку интерес к этой песне был искусственно «подогрет». Популярный литературно-художественный журнал «Факел», публиковавший переведенные произведения советских писателей и статьи о советской литературе, в 1987 г. напечатал оригинал и предложил своим сотрудникам и всем желающим присылать переводы (такие конкурсы журнал устраивал регулярно).

6 раз переведены «Кони привередливые», 5 раз – «Братские могилы» и «Он не вернулся из боя», 4 раза – «Прощание с горами», «Лирическая», «Моя цыганская», «И снизу лед и сверху…», «Она была в Париже», «Маски», «Мой Гамлет», «Я не люблю», «Я никогда не верил в миражи…», «Посещение Музы, или Песенка плагиатора», 3 раза – «Был побег на рывок…», «Расстрел горного эха», «Белое безмолвие», «Песня о друге», «И вкусы, и запросы мои странны…», «И снизу лед и сверху…», «Корабли постоят…», «Песня о Земле», «Мосты сгорели, углубились броды…», «Пиратская», «Мы вращаем Землю», «Охота на волков», «Штормит весь вечер…», «Я все вопросы освещу сполна…», «Памятник».  

Мы насчитали 36 имен [27] переводчиков: Андрей Андреев, Живка Балтаджиева, Зоя Василева, Стефан Георгиев, Татяна Георгиева, Христо Грамматиков, Михаил Григоров, Ася Григорова, Людмил Димитров, Янко Димов, Живка Иванова, Росен Калоферов, Христо Карастоянов, Светлозар Ковачев, Валентин Крыстев, Бойко Ламбовски, Владимир Левков, Владимир Левчев, Румен Леонидов, Петр Лозанов, Венета Мандева, Искра Несторова, Иван Николов, Петр Парижков, Анатолий Петров, Владимир Попов, Асен Сираков, Васил Сотиров, Иван Станев, Лозан Такев, Иван Теофилов, Ангелина Терзиева, Добромир Тонев, Трифон Фурнаджиев, Нели Христова, Стефан Цанев. Два перевода вышли без указания авторства. 

– он перевел 71 поэтический текст. За ним с огромным «отрывом» следуют Добромир Тонев (27 стихотворений) и Росен Калоферов (26). По количеству публикаций (все перепечатки всех переводов) лидирует Добромир Тонев – у него их 122.

Если подсчитать, сколько раз перепечатывался каждый перевод, то рекордсменом нужно признать «Братские могилы» в интерпретации Ивана Николова – с 1973 по 1999 год этот текст публиковался по меньшей мере 11 раз. С легкой руки Любена Георгиева этот текст долгое время считался первой публикацией Высоцкого в Болгарии, это сделало ему хорошую «рекламу». К тому же 7 раз текст печатался в составе книг или статей Георгиева. Из переводов, которые не привязаны так жестко к «контексту», самыми популярными оказались «Песня о Земле» (Добромир Тонев, 9 перепечаток с 1983 по 2008) и «Я не люблю» (Румен Леонидов, 8 перепечаток с 1983 по 2003).

Итак, переводческая рецепция Высоцкого была невероятно активной. Переводить Высоцкого брались многие известные поэты. Но у этого явления есть и негативная сторона: среди переводчиков оказались и такие, чей энтузиазм и смелость не соответствовали их профессиональной подготовке.

В 1982 г., выступая на конференции переводчиков, Борис Мисирков обозначил проблему: лингвистическая подготовка переводчиков-русистов оставляет желать лучшего. «Русский язык у нас изучают давно, но изучают плохо <…> Многие <…> окончили <…> факультеты болгарской филологии, русский язык для них <…> вторая специальность. И вот такой молодой человек, которому раньше в голову не могло прийти, что он будет переводить с русского, который экзамен по русскому сдал на тройку, оканчивает институт и после этого начинает заниматься переводом поэзии… Но, во-первых, ему очень трудно наверстать те знания, мимо которых он прошел, а во-вторых, ему не очень-то и хочется. Ему хочется только переводить строфу за строфой». У Мисиркова был в запасе «курьезный пример»: «один молодой человек <…> взялся переводить стихи Высоцкого. Спросил меня насчет одной строфы, в которой употреблено слово «барьер»… У таких людей, как он, барьер ассоциируется только с железнодорожным шлагбаумом. А еще переводить собрался!..» – эмоционально говорил Мисирков [214: 98 – 99].

с Мисирковым. Но ни в одном из стихотворений, опубликованных в переводе Леонидова, слова «барьер» нет. Оно встречается в стихотворениях «Я не успел» и «Люблю тебя …». Первое переведено Добромиром Тоневым (который тоже окончил тот же факультет того же университета), второе, насколько нам известно, не переводилось. Возможно, Мисирков консультировал не только Леонидова. А может быть, Леонидов переводил (или пытался переводить) и какое-то из этих стихотворений, но публикация не состоялась или осталась неизвестной для нас.

Так или иначе, Мисирков затронул действительно серьезную проблему. Популярное творчество Высоцкого привлекало множество переводчиков, и далеко не у всех лингвистическая подготовка была должного уровня.

[11] Библиографию прижизненных публикаций Высоцкого и о Высоцком см. в [64; 63; 67; 71]. Истории появления публикации Высоцкого в журнале «Химия и жизнь» (1978) посвящена наша статья: [386]. Анализ прижизненных отзывов (с обширными цитатами) см. в [220; 289] (литературная критика) и [163; 126] (театральная и кинокритика).

«Дне поэзии» напечатали «Из дорожного дневника», Л. А. Филатов нечаянно стал свидетелем трогательной сцены – Высоцкий благоговейно подносил раскрытую книгу к лицу и вдыхал запах страниц [417].

[13] Турне «Таганки» подробно описано в: [186; 132; 314; 231; 310].

[15] Термины Я. И. Рецкера [200: 45 – 59].

[16] Все выделения в цитируемых отрывках из научной и критической литературы принадлежат авторам. Их тип (курсив, полужирный шрифт, разрядка, подчеркивание, прописные буквы) сохраняется. В цитатах В. С. Высоцкого выделение курсивом принадлежит публикаторам, выделения полужирным шрифтом – нам.

к 1970-му году [См. 352: 5].

[19] История находки подробно описана нами в статьях на болгарском [378] и русском [381; 382] языках. Анатолий Петров посвятил нашей находке полосу в газете «Янтра ДНЕС» (г. Велико-Тырново) [370], там же перепечатан перевод стихотворения «Я не люблю». Марк Цыбульский дополнил информацией о переводах Цанева статью «Высоцкий в Болгарии» [424], размещенную в Интернете (обновление от 07.07.2008). 

[20] В середине 1970-х гг Росен Калоферов перевел два стихотворения Высоцкого и предложил их редакции молодежной газеты «Пулс» (органа ЦК Димитровского коммунистического молодежного Союза, болгарского «аналога» ВЛКСМ). Ему ответили, что Высоцкий «в немилости», и переводы отклонили (личное письмо автору диссертации от 18.03.2008).

[21] Именно так смог попасть на страницы журнала «Химия и жизнь» (1978. № 8. С. 31) текст песни «Черное золото». Он был использован в качестве приложения к статье В. Станцо «Мы и уголь» и, по-видимому, просто не обратил на себя внимания цензуры [См. 386].

«блатен» – «болотный». В толковых словарях социалистических времен у него не было омонимов (см. [81: 66; 80: 651]), хотя в язык уже входило слово «блатен» – транскрипция русского слова «блатной». Видимо, Цветкова (или те, чью речь она воспроизводит) решила, что русское «блатной» означает «болотный». Первое упоминание «криминального» значения слова «блатен» в словаре нам встретилось в 2003 г. – в «Словаре неологизмов» [73: 33]. Русско-болгарские словари в качестве эквивалента слову «блатной» до сих пор не дают «блатен», а рекомендуют переводить описательно: «апашки» (език), «престъпен» (свят), «престъпнически» (жаргон) [86: 43; 76: 46].  

[23] Запись издана на DVD-диске «Владимир Высоцкий: София – Москва» (М.: ООО «Бомба-Мьюзик», 2005), стенограмма беседы помещена в книгах Георгиева. 

[24] Сейчас самым популярным иностранным языком у болгарских школьников считается английский, после него – немецкий, а русский, делит с французским третью строчку «рейтинга» [см. 106: 16]

[25] В Болгарии трижды переводили стихотворение «Последний приют» («Спасибо, друг, что посетил// печальный мой приют…»), которое распространялось в самиздате и выдавалось за якобы последнее стихотворение Высоцкого (сейчас установлено, что автора зовут С. Сорокин). Его печатали в 1982 г. (журнал «Современник», № 4, пер. Анатолия Чиркова), 1990 (газета «Глас», 28 июля, пер. Георгия Крумова) и 2004 гг. (альманах «Зорница» (г. Габрово), № 41, пер. Святослава Лукьянова). Строфа из первого перевода даже попала на картину (портрет Высоцкого) художника Димитра Лалева [см. 137: 105].

«Бал-маскарад» [31: 15] сделан с французского перевода Жан-Жака Мари [234: 19] (однако другие песни переведены с русского).

«36 переводчиках», а именно о «36 именах». Дело в том, что о двух из них – Стефане Георгиеве и Трифоне Фурнаджиеве – нам не удалось обнаружить никаких сведений. Мы не можем быть уверены, что авторы переводов, подписанных этими именами, не являются одним и тем же лицом, или что эти имена не являются коллективными псевдонимами.

Раздел сайта: