Жукова Е. И.: Опыт типологии адресатов у Высоцкого

ОПЫТ ТИПОЛОГИИ АДРЕСАТОВ У ВЫСОЦКОГО

Как известно, творчество Высоцкого становилось близко людям самых разных социальных и культурных слоёв [1]. И дело не только в затрагиваемых темах, хотя тематический аспект творчества Высоцкого, бесспорно, очень важен, но и в адресованности его поэзии. Между тем проблема адресата произведений Высоцкого пока остаётся областью малоизученной.

В данном случае мы будем говорить только об имманентном тексту адресате и рассматривать те коммуникативные связи, которые присущи самому тексту. Проблемы же «реального читателя», «идеального читателя» и различных социологических аспектов обращённости поэзии Высоцкого мы здесь касаться не будем из-за несколько иной направленности темы.

Наиболее очевидным способом формального обозначения адресата являются личные местоимения второго лица (ты, вы), а также глаголы во втором лице. У Высоцкого они могут содержаться не только в песнях и стихотворениях, определённо обращённых к кому-то («Письмо в редакцию телевизионной передачи “Очевидное — невероятное” из сумасшедшего дома с Канатчиковой дачи») или посвящённых кому-то (например, Михаилу Шемякину или другим друзьям поэта), но и в произведениях, обращённых к какому-либо неопределённому образу друга, подруги или врага, или компании, или вообще к какому-то ты или вы без конкретизации:

А хочешь просто говорить —
Садись со мной и будем пить, —
Мы всё с тобой обсудим и решим /1; 31/ [2].

Степень конкретизации может быть разной — от прямого обращения (ребята, граждане) до обобщённого образа, как в последнем примере. Может быть и просто обращение «в пространство»:

Нате, смерьте! —
Неужели такой я вам нужен
После смерти?! /1; 433/

Адресат в песне или стихотворении необязательно должен быть один. Помимо основного, лирический герой может обращаться к другим лицам, персонажам или даже вещам:

Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной...

— при том, что в песне основное обращение не конкретизировано:

Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
. . . . . . . . . . . . . . . .
У меня мозги за разум не заходят — верьте слову... /1; 508/

Проблема адресата включает также и отношение героя стихотворения к тому, к кому он обращается. Но здесь необходимо различать отношение лирического субъекта собственно к адресату и экспрессивную оценку адресата — положительную, отрицательную или нейтральную, а также различные её оттенки. Однозначно разделить отношение лирического героя по этим трём оценкам, конечно, нельзя, здесь следует учитывать различные нюансы, такие, как, к примеру, насмешка — добрая («Дом хрустальный») и недобрая, или обращение за сочувствием, пониманием, иногда тоже насмешливое:

Вы прикиньте — что тогда?
Это значит — не увижу
Я ни Риму, ни Парижу
Больше никогда!.. /1; 112/

Я голодный, посудите сами:
Здесь у них лишь кофе да омлет... /1; 385/

Как правило, яркая эмоциональная оценка свойственна стихотворениям с обращением к конкретному адресату (единственному или множественному):

Мне очень-очень не хватает вас —
Хочу увидеть милые мне рожи! /1; 87/

Мишка! Милый! Брат мой Мишка!
Разрази нас гром! /2; 187/

В стихотворениях и песнях с неконкретизированным адресатом отношение чаще всего нейтрально, хотя может встречаться и повышенная эмоциональность:

Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте... /1; 357/

Таким образом, адресатов можно разделить, во-первых, на единичного и множественного и, во-вторых, на конкретизированного и неконкретизированного. Соответственно выделяется четыре типа адресатов.

1. Ты — обращение к определённому человеку, либо реальному, либо вымышленному. В первый период творчества [3] этот тип адресата представлен достаточно широко. Чаще всего это женщина, которую герой отделяет от остальной компании. Героиня, ты, обычно представляется вполне под стать лирически-блатному герою: рыжая шалава, зараза и т. д. Отношения с ней часто складываются не так, как хотелось бы герою — или по вине самой подруги (песни «Бодайбо», «О нашей встрече что там говорить...», стихотворение «Давно я понял — жить мы не смогли бы...»), или по воле обстоятельств («Правда ведь, обидно — если завязал...», «Весна ещё в начале»), или вообще заканчиваются ничем («Татуировка»), но герой не винит подругу и прощает ей даже неверность, ограничиваясь лишь шуточной угрозой:

Отомщу тебе тогда без всяких схем:
Я тебе точно говорю,
Востру бритву навострю —
И обрею тебя наголо совсем! /1; 30/

Резко отрицательное отношение к подруге, героине встречается очень редко, и даже в тех песнях, в которых герой не скупится на эпитеты, показано, что

<...> я души в тебе не чаю,
Для тебя готов я днём и ночью воровать, —
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты стала мине слишком часто изменять. /1; 24/

А. В. Кулагин отмечает «отсутствие чёткого оценочного критерия» в песнях этого периода, в частности указывая на оригинальность подхода, связанную с тем, что «в уголовном фольклоре за измену женщины непременно должно было последовать наказание» [4], тогда как герой Высоцкого мстить не собирается. Единственная месть — это отхватить себе «такую бабу», чтобы неверная подруга «от зависти загнулась» и поняла, кого потеряла.

Только в песне «Ну о чём с тобою говорить!..» преобладает пренебрежительное отношение к подруге:

Всё равно ты порешь ахинею, —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Интеллекты разные у нас, —

Но и в последних строчках насмешка скорее авторская, и не над женщиной, которой достался такой супруг, а над самим супругом, который, интересуясь исключительно ближайшей бакалеей, в то же время употребляет такие вопиющие газетные клише насчёт интеллекта.

Второй период (1964–1971) не изобилует подобным типом адресата. Здесь можно выделить несколько других «подвидов». Во-первых, это женщина, к которой лирический герой относится достаточно серьёзно: в песнях «Катерина, Катя, Катерина...» (написана примерно в 1965 году и, разумеется, имеет характерные черты ранней поэзии Высоцкого), «Скалолазка», «Мне каждый вечер зажигают свечи...», «Долго же шёл ты в конверте, листок...», «Здесь лапы у елей дрожат на весу...»; в стихотворениях: «Маринка, слушай, милая Маринка...», «В восторге я! Душа поёт!..», «Нет рядом никого, как ни дыши...» (с посвящением М. Влади), «Бродят по свету люди разные...» — вероятно, обращённое к тому же адресату, особенно если принять во внимание строчки «Здесь // чудес немало // Есть — // звезда упала...» /2; 46/: образ звезды вообще связан именно с Мариной Влади (ср. с песней «То ли — в избу и запеть...», посвящённой ей же, где есть такие слова: «Назло всем — насовсем // Со звездою в лапах...» /1; 236/, — под звездой здесь вполне может подразумеваться именно эта звезда французского кинематографа).

Во-вторых, обращения в этот период творчества часто адресованы другу: «Дела», «Песня лётчика» (из цикла «Две песни об одном воздушном бое»); стихотворение «Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог...»:

Где ты, Валя Петров? — что за глупый вопрос:
Ты закрыл своим танком брешь /2; 17/.

К другу обращены «Военная песня», песня «Здесь вам не равнина...», — мотив дружбы в них очень значим.

Негативное отношение, правда, не очень явственно выраженное, в произведениях 1964–1971 годов можно найти в основном также в обращении к женщине: «То была не интрижка...» (песня 1965 года, ещё с вполне слышными «отзвуками» первого периода); «Про любовь в каменном веке»; «Банька по-чёрному» — фрагментарное обращение к женщине — подруге или «хозяюшке» — в связи с тем, что герой попал (или попадёт) в лагерь именно из-за неё:

Вопи!
Всё равно меня утопишь,
но — вопи!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Терпи!
Ты ж сама по дури
продала меня! /1; 313/

Однако укор здесь — не резкий, с каким-то осознанием неизбежности происходящего: мол, не из-за неё, так из-за чего-нибудь или кого-нибудь ещё.

–1974 годы) конкретизированное ты представлено только в песнях для фильмов и спектаклей. Кроме них можно назвать, пожалуй, только два стихотворения, обращённых к Марине Влади: одно с посвящением «Марине В.» — «Люблю тебя сейчас...», второе — неявно, но, скорее всего, адресованное тоже ей — «Нить Ариадны»: «Только пришла бы, // Только нашла бы — // И поняла бы: // Нитка ослабла...» /2; 99/.

Помимо этих двух стихотворений достаточно чётко выраженное обращение есть, пожалуй, только в песне «Памяти Василия Шукшина»:

Коль так, Макарыч, — не спеши,
Спусти колки, ослабь зажимы,
Пересними, перепиши,
Переиграй, — останься живым!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Всё — печки-лавочки, Макарыч, —
Такой твой парень не живёт! /1; 465/

Прочие же ты выражены в песнях слабо и большой роли не играют. В «Балладе о короткой шее» обращение ты, как и в стихотворении того же периода «Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты...», направлено лирическим субъектом к самому себе. То же можно сказать о «Разбойничьей»: «Сколь в тебе ни рыскаю...», и рядом — снова обращение ты: «Ты не вой, не плачь, а смейся...» /1; 500/. Но формально выраженных обращений героя поэзии Высоцкого к самому себе не очень много.

В последний период творчества (1975–1980 годы) конкретизированное ты преобладает над неопределённым. В это время появляется больше песен и стихотворений с посвящениями. Их адресаты — Михаил Шемякин, Аркадий Вайнер, Вадим Туманов, Булат Окуджава. Посвящений Марине Влади в этот период нет, хотя песен и стихов, обращённых, судя по всему, к ней, достаточно. Обращение в «Райских яблоках» тоже вызывает в памяти имя Марины Влади, хотя здесь, конечно, звучит гораздо более широкая тема. Образ той, которая героя «и из рая ждала», появляется только в конце, в последних строках, но фраза «да жена — чтобы пала на гроб...» как бы предвосхищает это конечное обращение.

В произведениях этого периода много авто-обращений, поскольку они часто автобиографичны (стихотворения «Я верю в нашу общую звезду...», «И снизу лёд и сверху — маюсь между...»).

В шуточно-философском стихотворении «Много во мне маминого...» больше черт ролевого героя, как и в песне «Реальней сновидения и бреда...». Интересно, что в ней герой, обращаясь к милой, обещает ей насобирать «ракушек, приклеенных ко дну», тех самых, которые хранят от всего дурного: «Ни заговор, ни смерть его не тронут...» /1; 552/. Здесь есть некоторое сходство с «Песней о звёздах» (1964), в которой для героя звезда тоже имеет не то значение, что для всех, и он отдал бы её сыну «просто на память»; так и герой песни 1978 года не нуждается в ракушках для своего спасения, а хочет их достать на украшения для любимой.

«Из детства» (песня, посвящённая А. Вайнеру), «Письмо к другу, или Зарисовка о Париже» (обращённая к И. Бортнику), «Как зайдёшь в бистро-столовку...» (стихотворение, посвящённое М. Шемякину).

«Слева бесы, справа бесы...» тоже адресовано другу, но в нём главная интонация не дружески-разговорная, а выражающая отчаяние, как и в песне «Грусть моя, тоска моя», в которой герой обращается к судьбе [5].

2. Ты неконкретизированное — обращение к некоему ты, образ которого не уточняется. Этот тип адресата по частотности употребления значительно уступает первому и преимущественно встречается в песнях, а не в стихотворениях.

В раннем творчестве такого ты практически нет, а если оно и встречается, то для такого обращения характерен пренебрежительный тон: «Город уши заткнул» — или негативное отношение: «Я в деле», «Люди говорили морю: “До свиданья”...».

В период 1964–1971 годов совсем мало обращений к неконкретизированному ты, в основном это песни с невыраженным отношением к адресату: «Песня о друге», «При всякой погоде...», «О переселении душ», «Свой остров», «Баллада о бане». Тематически они ничем не объединены, и авторское отношение здесь концентрируется на предмете изображения, а не на адресате, поскольку он не конкретизирован и ярко выраженного отношения к себе не требует.

Интересно двойственное отношение к адресату в песне «Солдаты группы “Центр”» для спектакля «Павшие и живые». Это песня немецких солдат в начале войны, и отношение самих героев песни к своим соратникам, конечно, положительное (Высоцкий в одном из выступлений назвал это «радостью идиотов»), это именно настроение фашистов, дополняющееся жёстким маршевым темпом:

А каждый второй — тоже герой, —
В рай попадёт вслед за тобой /2; 193/.

Резко отрицательным можно назвать отношение поэта к «остальным» в песне «У домашних и хищных зверей...»:

А если хочется поукрощать —
Работай в розыске, — там благодать! /1; 135/

В следующий период (1971–1974) наблюдается та же картина — неконкретизированное ты имеет лишь эпизодический характер. Например, в песне «Жертва телевиденья»:

Если не смотришь — ну пусть не болван ты,
Но уж, по крайности, богом убитый:
Ты же не знаешь, что ищут таланты,

Четвёртый период тоже не отличается большой частотностью этого типа адресата, но зато встречается такое обращение в песнях, ставших ключевыми, наиболее заметными в поэзии Высоцкого, таких, как «Притча о Правде и Лжи»:

Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь.
Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь.
Глядь — а конём твоим правит коварная Ложь /1; 536/.

В нескольких песнях, написанных для фильма «Стрелы Робин Гуда», тоже есть неконкретизированное обращение: в «Песне о вольных стрелках», «Песне о ненависти», «Балладе о борьбе». Можно говорить вообще о тенденции произведений этого периода к обращению к неконкретизированному адресату.

3. Вы конкретизированное. Для этого обращения особенно характерна ситуация «рассказывания», иллюзия непосредственного общения героя с адресатом — чаще всего в определённой компании. Поэтому оно особенно отчётливо видно в песнях раннего периода, когда «блатной» герой обращается к друзьям, к своей компании. Свойственная блатной лирике ориентация на узкий круг друзей, на тесную, «свою» компанию, сказывается и на поэзии Высоцкого этого периода. «Певец поёт в мужской компании. <...> Слушатели, к которым он обращён — “ребята”. Другое обращение — братцы, браточки, братва, рождается образ-рефрен: окопное братство, дворовое братство, острожное братство» [6].

Вообще характерной чертой песен этого периода следует назвать конкретизацию адресата, преобладание конкретного вы над абстрактным:


Как там дела в свободном вашем мире?
Что вы там пьёте? Мы почти не пьём.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ребята, напишите обо всём,

Есть у нас что-то больше, чем рюмка вина, —
У друзей, у друзей /1; 88/.

В случаях, когда герой объединяет себя со своей компанией, отношение доверительное, с установкой на взаимопонимание лирического героя и адресатов.

Но «мужское братство» — не единственный адресат, к которому обращается герой ранней поэзии Высоцкого. Он нередко противопоставляет себя тем, кто, с его точки зрения, «мешают ему жить», — к представителям власти, к «мусорам». Спектр таких адресатов достаточно широк — от прокурора до дружинника:


И прокурор
Тотчас меня обидел /1; 71/.

Я скажу вам ласково,

В душу ко мне лапою не лезь! /1; 21/

Возьмите мне один билет до Монте-Карло —
Я потревожу ихних шулеров! /1; 89/

Противопоставляет себя герой и простым людям, «не-блатным», которые представляются доблестному герою-вору просто материалом для его наживы и ничего, кроме пренебрежительного отношения, не заслуживают:


Ты не уснёшь спокойно в своем доме, —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. .
И пускай сторожит тебя ночью лифтёр
И ты свет не гасил по привычке —

Ты увидел, услышал — как листья дрожат
Твои тощие, хилые мощи, —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Спите, граждане, в тёплых квартирках своих —

до будущей субботы! /1; 23/

Обращение граждане очень характерно для подчёркивания отчуждённого отношения героя к подобным людям.

— это вообще преобладание вы над ты. Конкретизированное, определённое вы в этот период большей частью приходится на песни, написанные для театра и кино, — более пятидесяти процентов. В этих песнях конкретизированное вы практически во всех случаях сопровождается положительным отношением к адресату («Вот что: жизнь прекрасна, товарищи...», «Куплеты Бенгальского», «Цыганская песня»). Зато в других песнях и стихотворениях (не для сценариев) встречается и резкое противопоставление героя адресату («Я все вопросы освещу сполна...», «Песня про снайпера...», «День рождения лейтенанта милиции в ресторане “Берлин”»). В песне «Я все вопросы освещу сполна...» явная неприязнь к журналистам, резкая интонация подчёркивается не только лексикой, но и обилием восклицаний:

Да что вы всё вокруг да около —

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В блокноты ваши капает слюна —
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А что имел в виду — то написал, —
— вывернул карманы — убедитесь! /1; 324/

Есть, однако, и несколько обращений к друзьям. В «Песне о сумасшедшем доме» оно шуточное; более серьезные — в «У меня долги перед друзьями...» и «Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты...».

В период 1971–1974 годов этот тип адресата продолжает доминировать в песнях именно для сценариев: «Выезд Соловья-разбойника» (кф. «Иван да Марья»), «Величальная отцу» (кф. «Одиножды один»), «Баллада об оружии» (кф. «Бегство мистера Мак-Кинли»). Тот же тип адресата — в ролевых песнях («Так случилось — мужчины ушли...», «Тот, который не стрелял», «Товарищи учёные»). К этому периоду относится и очень важное для нашей темы стихотворение «Я к вам пишу». Первая его половина пронизана теплотой и признательностью к «моим корреспондентам»:

Найдя стократно вытертые ленты,
Вы хрип мой разбирали по слогам.

И сил в руках, да и удачи вам!

Во второй части тон переходит в резкий и иронический:

Спасибо, люди добрые, спасибо, —
Что не жалели ночи и чернил!

мои корреспонденты — это в первую очередь именно те люди, которым дороги его песни, и он готов отвечать им такой же любовью:

Я к вам пишу, мои корреспонденты,
Ночами песни — вот уж десять лет! /2; 69/

— ролевые: «Так случилось — мужчины ушли...», «Товарищи учёные» и «Тот, который не стрелял». Песни разного плана; первая из них (вошедшая в кф. «Точка отсчёта») — серьёзная, вторая — шуточная, может быть, чем-то сродни циклу «Два письма» (1966 и 1967 годов). В третьей песне, «Тот, который не стрелял», герой обращается как бы к определённым слушателям, разговорный настрой достигается с помощью начальной фразы: «Я вам мозги не пудрю...».

Наконец, только две песни этого периода написаны от имени собственно лирического героя, очень близкого автору: «Когда я спотыкаюсь на стихах...» (обращение к морякам) и «Кони привередливые» с их повторяющимся рефреном:

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Последние годы творчества представляют несколько иную картину: появляется много произведений с посвящениями реальным людям, друзьям, причём интересно, что обращается лирический герой не к самим адресатам посвящений («Конец “Охоты на волков”, или Охота с вертолётов», «Две просьбы», «Побег на рывок», «В младенчестве нас матери пугали...»).

Помимо песен с посвящениями, есть обращённые к конкретному вы шуточные песни: «Письмо в редакцию телевизионной передачи “Очевидное — невероятное”...», «Лекция о международном положении...» — и не шуточные, а скорее гротескно-сатирические: «Гербарий», цикл «История болезни». Все эти песни объединяет тема насильственного заключения — либо в сумасшедшем доме, либо в камере, либо герой оказывается «к доске пришпилен шпилечкой», как в «Гербарии». Во «второй серии» «Истории болезни» герой, оказавшийся в психиатрической больнице, обращается к светиламребятам — может быть, к любым окружающим; герою хочется поделиться своими мыслями и чувствами с кем-нибудь, с кем угодно.

В «Письме в редакцию...» — не то. «Герои» тоже находятся в сумасшедшем доме, однако адресовано их письмо, как указывает и название (которое Высоцкий часто именно так, очень пространно, формулировал на своих выступлениях), — к дорогой передаче — этакое наивное обращение, характерное для писем в различные редакции газет, журналов и телевизионных передач (ср. с написанным примерно в то же время стихотворением «Здравствуй, “Юность”, это я...»). Всё письмо пронизано указаниями на современность, о чём и сам Высоцкий нередко говорил на концертах.

В другой шуточной песне, «Лекции о международном положении...» /1; 577/, герой тоже находится в «местах лишения свободы», однако не по состоянию умственного здоровья, а попросту за мелкое хулиганство. Ребяты, которым приходится выслушивать всю эту лекцию, — сокамерники героя, как и указано в названии. Фрагментарное обращение к подруге: «Когда б ты знала, жизнь мою губя...» — сходно, опять же, с ранней лирикой, а также с «Банькой по-чёрному», где герой пострадал по вине подруги или, по крайней мере, убежден в этом.

Лишён свободы и герой «Гербария», который, — как и герои рассмотренных выше песен, — ищет «общения с подобными себе» и в итоге призывает их, таких же, как он, бывших людей (снова объединяя себя с остальными):


Товарищи мои!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но кто спасёт нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?!
— прочь со шпилечек,
Сограждане жуки! /1; 512/

Это обращение к некой компании, группе единомышленников, напоминает (в преломлённом виде, разумеется) ранний период творчества, — потому что конкретизированное обращение вы у Высоцкого могло быть направлено отнюдь не только к близким и симпатичным герою людям.

4. Вы неконкретизированное — широкое обращение «в пространство» или намеренное обобщение. Этот тип адресата является, пожалуй, наиболее распространённым у Высоцкого, потому что со временем его обращения становились шире. Тем не менее в первый период неконкретизированное вы почти не встречается (кроме, может быть, нескольких песен: «Серебряные струны», «Пока вы здесь в ванночке с кафелем...», «Песня про Уголовный кодекс», «Потеряю истинную веру...», «Песня о звёздах»), и то в названых примерах едва ли речь идёт именно о намеренном обращении «в пространство» — это можно назвать просто примерами невыраженного адресата. Зато позднее, с 1965 года, этот тип адресата занимает едва ли не доминирующее положение, по крайней мере, не уступая по частотности употребления первому очень распространённому типу — ты конкретизированному. Отношение лирического героя к адресату в основном нейтральное, с различными вариациями:

Но однажды я встретил попутчика —
Расскажу про него, знакомьтесь /1; 98/.


Снимите шляпу, снимите шляпу! /1; 101/

Кроме просто неконкретизированных, есть и намеренные обращения к широкой публике — явно выраженное обращение ко всем:

Спасите наши души!
Мы бредим от удушья.

Спешите к нам!
Услышьте нас на суше...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наш путь не отмечен...

Но помните нас! /1; 191/

Я смеюсь, умираю от смеха:
Как поверили этому бреду?! —
Не волнуйтесь — я не уехал,
— я не уеду! /1; 291/

Подымайте руки,
в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, —
Помереть от скуки!

Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш устав! /2; 22/

В других песнях, таких, как «Прощание с горами», «Песенка киноактёра», «Горизонт», отношение к адресату в основном нечётко выражено, потому что здесь автора больше занимает сам предмет изображения, нежели адресат.

Неясно выраженное или отрицательное отношение к адресату этого типа сохраняется и в последующие годы. Вот здесь и выражается та «онтологическая предрешённость противостояния человека миру» [7], которая проявлялась ещё в начале творчества поэта и наиболее явственно видна будет в произведениях последних лет. Это такие песни, как «Проложите, проложите...», «Натянутый канат», «Чужая колея», «Памятник», «Мы все живём как будто, но...».

вы:

Посмотрите — вот он
без страховки идёт.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
нам по нервам —
Шёл под барабанную дробь! [8] /1; 404/

В песне «Мы все живём как будто, но...» поэт обращается к своему поколению, не отстраняясь от него и не жалея его: «Но нас, железных, точит ржа — // И психология ужа...» /1; 450/ (ср. с более поздним, 1979 или 1980 года стихотворением «Я никогда не верил в миражи...»). Здесь у Высоцкого нет «романтической иронии», отстранения лирического субъекта от мира либо полного его отрицания. При этом отождествление, объединение себя с остальными не снимает отрицательного отношения, а наоборот, даже усиливает его.

Взгляд со стороны сменяется взглядом изнутри, причём изнутри не одного человека, а некоего общества, социума.

— объединение себя с миром и в то же время резкое противопоставление себя ему.

«Мой Гамлет» — центральное стихотворение этого периода, — строго говоря, формально выраженного адресата не имеет, однако в первой фразе: «Я только малость объясню в стихе...» — слово объясню

Среди песен на военную тему также есть несколько песен с неконкретизированным адресатом. Любопытно, что переосмысление, новый взгляд на военную тему [9] сопровождается и изменением адресата. Если песни «протеистического» периода были обращены к героям-солдатам (от имени самого поэта или от имени героя к однополчанам), — то есть, было больше конкретизации, — то теперь прибавившаяся философичность, больший масштаб изображения требуют иного адресата. Появляется обращение героев песен к другим, к людям вообще, без определённости:

Мне хочется верить,
что грубая
наша

Вам дарит возможность
беспошлинно
видеть
восход! /1; 407/


Судный день — это сказки для старших... /1; 414/

В четвёртый («синтетический») период особенно много появляется сочетаний мывы: «Упрямо я стремлюсь ко дну...», «Наши помехи эпохе под стать...», «Муру на блюде...», «Зарыты в нашу память на века...», «Я никогда не верил в миражи...». Герой Высоцкого, с одной стороны, объединяет себя с миром (зачастую — со своим поколением, с современниками), при том, что критического отношения это не снимает, а может даже усиливать. Но, с другой стороны, одновременно сохраняется и резкое противопоставление «поэта и толпы» — мотив «фатальной предрешённости противостояния личности и социума» [10]:


И на кривой на вашей не объехать,
Напропалую тоже не протечь.
А я? Я — что! Спокоен я, по мне — хоть
Побей вас камни, град или картечь /2; 160/.

— разная, —
Мою вам не понять.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы — втихаря хихикали,
А я — давно вовсю! /2; 184/

«Муру на блюде...», «Упрямо я стремлюсь ко дну...». Кроме этого, следует упомянуть и «Песню о времени», в которой есть и вы, и мы, и ты в обращении к потомкам:

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком, —
Потому что любовь — это вечно любовь,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но... не правда ли, зло называется злом
— в добром будущем вашем? /1; 488/

Мы здесь носит уже характер общечеловеческий:

Чистоту, простоту мы у древних берём,
Саги, сказки — из прошлого тащим, —
Потому что добро остается добром —

Итак, в заключение можно сказать, что образ адресата в поэзии Высоцкого развивался вместе с самой поэзией — от блатной компании и блатной же подруги до огромного обобщения, от противопоставления адресата герою до одновременного с ним объединения.

Отношение к адресату — если это друзья или подруга, а таких произведений достаточно много во все периоды, — в большинстве песен и стихотворений положительное: герой ждёт от того (или тех), к кому обращается, понимания его мыслей и чувств.

Но есть у героя песен и стихов Высоцкого и адресаты-«антагонисты». Для ранних произведений это судьи, милиционеры и т. п., для более позднего творчества — толпа, некое вы, часто неконкретизированное:


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы только проигравших урезоньте,
Когда я появлюсь на горизонте! /1; 357/

Очень распространено обращение от имени лирического (не ролевого) героя, за исключением песен первого периода, в которых вообще преобладает ролевой герой. Это говорит о том, что для лирического героя Высоцкого адресат не менее важен, чем для ролевого, и «исповедальность» его — не для себя самого, а для всех. Причём много обращений — именно к вы «протеистический» период, когда преобладала, на первый взгляд, ролевая лирика, было написано много песен и стихотворений от лица лирического героя, обращённых, в основном, к ты конкретизированному и вы (как определённому, так и неопределённому):

Посмотри, как я любуюсь тобой, —
Как мадонной Рафаэлевой! /1; 194/


На скандал и ссору нарываетесь... /2; 36/

Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою... /1; 350/

Конечно, обращение ты — это, как правило, обращение к одному конкретному человеку, независимо от того, называется он как-то иначе, нежели просто ты, или нет. В философской тематике обращение гораздо более обобщённое, адресат либо просто не определён, либо намеренно широк:

Вот вам песня о том, кто не спел
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смешно, не правда ли? Ну вот, —

По мере развития в поэзии Высоцкого наблюдается тенденция к увеличению обращений в стихотворениях (именно в стихотворениях) от имени лирического героя, тогда как в песнях остается соотношение 50: 50; особенно это заметно в творчестве последних лет.

Также любопытно заметить, что в обращении к одному человеку в песнях и стихотворениях Высоцкого практически (за редким исключением) не встречается местоимение вы, даже если это — чужой, незнакомый человек.

Ещё одна немаловажная характерная черта — это преобладание адресатов ты вы неконкретизированного во все периоды творчества, за исключением, может быть, только раннего, 1961–1964 годов.

Вообще среди обращений в произведениях Высоцкого доминирует адресат во множественном числе — вы, причём такое обращение присутствует в песнях, ставших ключевыми, центральными для его творчества, в песнях, разошедшихся мгновенно по всей стране, выученных наизусть бесчисленным количеством людей. Это ещё раз свидетельствует, что обращённость поэзии Высоцкого не только очевидна во многих его произведениях, — она действительно существовала и безошибочно угадывалась его «корреспондентами», которые немедленно откликались на обращение. По свидетельству многих друзей поэта, Высоцкому на адрес «Таганки» приходили огромные пачки писем — смешных и нелепых, злых и неприязненных, хороших и добрых. Таким образом, ещё при жизни Высоцкого адресованность его поэзии — хотя бы песен, потому что главным образом именно они доходили до людей, — не пропадала даром, что было очень и очень важно для поэта.

Примечания

Копылова Н. И. Фольклорные ассоциации в поэзии В. С. Высоцкого // В. С. Высоцкий: исследования и материалы. Воронеж, 1990. С. 75; Толстых В. В зеркале творчества // Высоцкий в советской прессе. М., 1992. С. 141; и др.

Высоцкий В. Сочинения: В 2 т. М., 1991 — с указ. номеров тома и страниц в тексте статьи.

[3] О периодизации см: Кулагин А. В.

[4] Там же. С. 36–37.

[5] См. об этом: Кулагин А. В. Указ. соч. С. 177.

[6] Последняя роль // Высоцкий на Таганке / Сост. С. Никулин. М., 1988. С. 90.

[7] Кулагин А. В. Указ. соч. С. 79.

[8] Курсив в цитатах мой. — Е. Ж.

Кулагин А. В. Указ. соч. С. 134.

[10] Там же. С. 184.

Раздел сайта: