Даниэль погладил ее по плечам, попытался улыбнуться.
— Я буду молиться за вас... — она выбралась из машины, медленно пошла к темному подъезду...
...В американской комендатуре переполох. Сержант торопливо отстукивал по телеграфу: «Всем постам и контрольно-пропускным пунктам. Неизвестными совершено нападение на американский патруль. Лейтенант убит. Неизвестных пятеро. Четыре мужчин и женщина. Машина марки «майбах».
Рядом с телеграфным аппаратом сидел сержант патруля, платком вытирал кровь с разбитой губы...
И вот уже по всем американским пунктам сообщают по полевому телефону: «Неизвестными лицами совершено нападение на американский военный патруль. Неизвестных пятеро. Четверо мужчин и женщина...»
...Утро. Пустынное шоссе. В придорожном кустарнике укрылся за свежей зеленью «майбах». Владимир, Даниэль, Вахтанг и Жерар сидя спят в машине, скорчившись от утреннего холода. Первым проснулся Жерар, потянулся, зевнул:
— Где мой утренний кофе, господа? Проснулся Владимир, ладонями потер лицо:
— Все было бы прекрасно, если бы не эти проклятые янки, — проворчал Жерар.
— Эх, сейчас бы выпить... — вздохнул Владимир. Даниэль молча достал из-под сиденья бутылку мозельского.
— Елки-палки, ксендз, ты просто свой в доску парень! — восхитился Владимир.
— Это не я, это — Вахтанг прихватил, — сказал Даниэль. Вахтанг в ответ только улыбнулся, ничего не сказал.
— Можно ехать на восток, до Дрездена... — задумчиво проговорил Жерар.
— Там русские, — сказал Даниэль, — нас троих сразу зацапают...
— А если двинуть в Париж? — спросил Владимир.
— Там американцы. Нас уже наверняка ищут, — вздохнул Жерар и взорвался: — Черт возьми, только вчера мы были свободны, езжай куда хочешь, а сегодня никуда нельзя! — Он опять подумал и, наконец, его осенило: — Вот что, сукины дети, мы едем в Вену! Отсюда самая короткая дорога! В Вене я знаю каждый закоулок!
— Но там же американцы, — сказал Даниэль.
— Там и русские, и французы, — ответил Жерар. — Там мы сунемся во французскую миссию и они нас выручат! Хватит раздумывать, едем!
Владимир включил зажигание, задом выехал на шоссе, развернулся, и через секунду «майбах» на скорости мчался по пустынному утреннему шоссе.
— Кстати, Вену совсем не бомбили, — после паузы сказал Даниэль.
— Мы что-то очень много веселимся, — усмехнулся Вахтанг, и все посмотрели на него, дружно расхохотались...
...Придорожный фольфарк Домик-коттедж за проволочной оградой, дальше видны аккуратные сараи под красной черепицей, еще какие-то хозяйственные постройки. У ворот стояла женщина и овчарка. Женщина смотрела на машину.
— Притормози, — вдруг попросил Жерар, и Владимир вырулил и притормозил совсем рядом с женщиной и собакой.
Жерар высунулся из машины, длинными ручищами схватил собаку за шею и задние ноги и втащил в машину.
— Только собаки нам не хватало, — нахмурился Владимир. — На кой черт она нужна?
Жерар улыбался, глядя на овчарку. Он так властно стиснул ее своими ручищами, что собака сразу почувствовала в нем хозяина, вдруг лизнула его в плечо. Сидящему на заднем сиденье Даниэлю пришлось потесниться.
— Вы видите, сукины дети! — засмеялся Жерар, — она признала во мне хозяина! Могу поспорить, что это очень умная и настоящая добрая собака! — он гладил ее, трепал за уши. — Я с детства обожал собак! В квартале, где я жил, все брошенные собаки ходили за мной толпами!
Женщина спряталась за оградой и оттуда грозила кулаком:
— Негодяи! Грабители! Как вам не стыдно!?
— Надо что-нибудь ей заплатить, — сказал Вахтанг.
— Но у нас нет денег, — ответил Даниэль.
Вахтанг вытащил из-под сиденья три бутылки вина, несколько пачек сигарет, вылез из машины и положил все у ворот.
Машина тронулась. На ходу Владимир проговорил:
— После лагеря мне хочется перестрелять всех собак.
— Вы злобные людишки! — Жерар гладил овчарку, — это замечательнейшая, умнейшая собака. Плохих собак не бывает — бывают плохие хозяева!
Некоторое время они ехали молча, каждый думал о чем-то своем. Овчарка, привстав на передних лапах, смотрела в боковое стекло.
— Жрать хочется, — сказал Жерар, — неужели по дороге не будет какой-нибудь пивной?
— У нас нет денег, — сказал Даниэль.
— И нам теперь нельзя попадаться на глаза американцам, — добавил Владимир.
— Плевал я на них! — разозлился Жерар. — Я два года просидел в концлагере, пока они чухались со своим вторым фронтом!
...В пивную, стоящую на обочине дороги, к вечеру зашли четверо небритых мужчин в пропыленных костюмах. Один был в смокинге и босиком. В пивной было пусто. Два дряхлых старика сидели в углу у окна, потягивая пиво. Толстый, обрюзгший хозяин протирал мокрой тряпкой столы. Владимир жестом подозвал его. Тот подошел, развел руками:
— Очень сожалею, господа, но пива нет.
— Нам нужно что-нибудь перекусить.
Хозяин усадил их за пустой столик, принес на тарелке кусок холодного мяса, полбуханки темного хлеба, сказал со вздохом:
— Это все, чем я могу вас угостить, — сами знаете, какие сейчас времена.
— А свежего мяса у тебя нету? — спросил Жерар.
— Что вы, господа! — хозяин даже испугался. Жерар положил на стол две пачки сигарет, хозяин пожал плечами, быстро забрал их:
— Сейчас посмотрю. Может, что-нибудь найду.
— Бензоколонка далеко? — спросил Владимир.
— Полчаса по шоссе.
— Там кто? Американцы? Французы? Англичане?
— Кажется, американцы, господа... Если у вас плохо с документами, то лучше не соваться.
— Сколько еще до Вены? — спросил Даниэль.
— Кажется, километров триста...
...И вновь «майбах» мчался по шоссе. Два длинных луча света от фар упирались в темноту. Жерар на заднем сиденье кормил собаку.
— Самим жрать нечего, а он кормит собаку мясом, — ворчал Владимир.
— В Вене я накормлю вас до отвала! — ответил Жерар. ...В это же время к пивной подъехал «виллис», и в пивную ввалились четверо американских солдат.
— Пива! — скомандовал сержант, и хозяин засуетился за стойкой, наполнил кружки пенящимся пивом.
— Подозрительных лиц не было? — спросил сержант.
— Что вы имеете в виду под подозрительными лицами?
— Нет, господа, никого не было, пожал плечами хозяин, — такое время, что все предпочитают сидеть дома...
...В Вену они въехали днем. По улицам спешили автомашины, большие военные грузовики, штабные «виллисы» и «джипы». Видны открытые двери магазинов, витрины, полные товаров, очереди покупателей.
Жерар вертел головой по сторонам, на лице ни с чем не сравнимое удовольствие и удивление. Открыты маклерские конторы, какие-то непонятные офисы, рестораны и кафе, ювелирные магазины. И везде толклись покупатели, штатские, американские, французские, английские и русские солдаты.
— Бог мой, как будто не было войны, -изумлялся Жерар, — уверен, даже публичные дома открыты! Вена — есть Вена! Золотой город!
Они проехали мимо ресторана под открытым брезентовым навесом.
— Жареным мясом пахнет, — потянув носом, сказал Даниэль.
— Запаситесь терпением, сукины дети! — ответил Жерар, — я знаю тут одно тихое местечко. Там мы сможем раздобыть немного денег, чтобы купить мне ботинки. Не могу же я ходить в смокинге и босиком?
— Как мы раздобудем денег? — спросил Вахтанг.
— Мне дадут взаймы. В Грузии твоей дают взаймы деньги?
— О-о, и даже очень часто, — улыбнулся Вахтанг.
— Здесь не любят давать, но мне не откажут. Слушайтесь меня и поменьше задавайте дурацких вопросов. Сворачивай налево...
Они остановились напротив большого трехэтажного универмага. Жерар выглянул из машины, окинул его изучающим взглядом:
— Так, все на месте... как будто и не было войны... На третьем этаже кабинет хозяина...
— Ты что, знаком с ним? — спросил Даниэль.
— Я в Вене со всеми знаком, — ответил Жерар.
— Неужели он тебе даст взаймы? — с сомнением спросил Даниэль. — Я что-то сильно сомневаюсь.
— Откуда вам знать, что такое Запад? — усмехнулся Жеpap, — поехали, и я на ходу расскажу вам, как надо жить, чтобы не помереть с голоду в этой проклятой Вене...
...На Жераре поверх смокинга надета брезентовая куртка рабочего. Из карманов куртки торчали мотки проволоки и электрического шнура, отвертки и плоскогубцы. Он стоял на стремянке на лестничной площадке третьего этажа и ввинчивал в плафон лампочки. Отсюда виден коридор третьего этажа и массивная дверь с медной табличкой: «ДИРЕКТОР».
Пролетом ниже, между вторым и третьим этажом стояли Даниэль и Вахтанг и смотрели на Жерара. А еще ниже — торговые залы магазина, где толпился и сновал самый разный народ, слышался несмолкаемый разноязыкий говор.
— Что так долго? — нетерпеливо спросил Даниэль и рукавом вытер испарину со лба. — Может, они сегодня не придут?
Вдруг внизу громко хлопнула дверь лифта, и через секунду кабина медленно пошла вверх. Жерар смотрел вниз, на Владимира и Вахтанга, сделал им жест рукой.
Лифт остановился, открылись двери — и на площадку вышли двое мужчин с черными саквояжами и двое полицейских. Мужчины с саквояжами прошли коридор и оттуда — в кабинет директора, а полицейские застыли возле открытой дверцы лифта.
Несколько минут мужчины с саквояжами вышли из кабинета директора, прошли коридор и вошли в лифт. Полицейские пошли следом за ними, и в это мгновение Жерар уронил со стремянки лампочку. Она разбилась с громким хлопком. В ту же секунду Даниэль и Вахтанг прыжками понеслись вверх по лестнице, взлетели в кабину лифта, и Вахтанг наставил на полицейских пистолет, скомандовал:
— Руки! — и добавил фразу на грузинском.
Полицейские оторопело молчали, медленно подняли руки. Даниэль выдернул из рук перепуганных мужчин два черных саквояжа, и еще через секунду Вахтанг и Даниэль выскочили из лифта. Даниэль нажал кнопку, дверь захлопнулась. Кабина с ограбленными инкассаторами медленно опускалась вниз, а Жерар, Вахтанг и Даниэль прыжками через несколько ступенек неслись вниз по лестнице. Когда лифт был еще где-то между третьим и вторым этажами, все трое выскочили из магазина и уже неторопливым шагом направились к «майбаху», стоявшему неподалеку у обочины. За рулем сидел Владимир. Он дал газ и задним ходом подкатил ближе к товарищам. Вся троица благополучно погрузилась в машину, «май-бах» рванул с места, на бешеной скорости помчался по улице, свернул в переулок, визжа тормозами и распугивая прохожих.
— Ха-ха-ха! — смеялся Жерар и трепал собаку за уши, — учитесь, сукины дети! Я давно придумал эту шутку, еще до войны! Мы с моим приятелем-летчиком заходили в этот магазин в тридцать шестом году! Эй, Вахтанг, как твое плечо?
— Болит левое, — усмехнулся Вахтанг, — а деньги я нес в правой руке! Слушай, а этот летчик не был грузином, а?
— Нет, он был итальянец, ха-ха-ха!
— Запомни, Жерар, это первый и последний раз, — жестко проговорил Даниэль.
— Конечно, последний, разве я спорю? — с готовностью согласился Жерар, — нет, а как все ловко получилось, а? Любой гангстер может нам позавидовать! Ребята, мы теперь богачи! Мы снимем шикарный номер в отеле и будем жить, как люди! И моя собака будет жить, как человек!
— Останови машину, — вдруг сказал Даниэль.
— Зачем? — спросил Владимир, но машину остановил.
Даниэль выбрался на тротуар, достал из-за пазухи Библию и остановил первого прохожего — пожилого мужчину в кепке, с большим клетчатым шарфом. Даниэль что-то сказал ему и отдал Библию. Потом сел в машину, сказал:
— Все, Библия нам больше не нужна.
— Ха-ха-ха! — беззаботно смеялся Жерар, хотя все остальные были серьезны.
А пожилой венец еще долго растерянно смотрел вслед «майбаху», прижимая к груди Библию.
...А в магазине паника. В кабинете директора сидели полицейские военной полиции, представитель американской военной администрации. Директор был в гневе. У дверей стояли перепуганные инкассаторы.
— Это безобразие, господа! Вся дневная выручка! — кричал владелец магазина. — В городе полно солдат четырех великих держав и вы не можете навести порядок! Вся дневная выручка, кошмар!
— Успокойтесь, сэр, — холодно говорил американец, — мы примем все необходимые меры.
— Там свидетели дожидаются, господин майор, — сказал один из полицейских, что прикажете делать?
В кабинет директора вошел высокий худой старик в очках и с увесистой палкой. Шея замотана клетчатым шарфом.
— Вы видели преступников, когда они вышли из магазина?
— Да. Их было трое. Один нес в руках два черных саквояжа.
— Куда они пошли? — быстро спрашивал майор.
— Они никуда не пошли, господин майор. Они сели в машину и уехали.
— Машина? Марку машины вы не заметили?
— Почему же не заметил? Машина марки «майбах». Очень хорошая машина, только в ветровом стекле две или три пулевые пробоины.
— «Майбах»? — вскинул голову майор, — а женщины в машине не было?
— За рулем сидел мужчина. Еще в машине сидела собака. Порода — немецкая овчарка.
— Вы что-то путаете, сэр, — майор с сомнением смотрел на старика. — Если это та машина, которую мы ищем, то в ней должна быть женщина.
— Я не знаю, какую машину вы ищете, господин майор, но в той машине, о которой я говорю, мужчина за рулем и овчарка.
— Вы не могли ошибиться?
— Конечно, я пожилой человек, но пока в состоянии отличить женщину от собаки, — с достоинством отвечал старик...
...Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль шли по коридору отеля. Перед ними семенил низкорослый портье и медленно, величественно ступал владелец отеля — сухопарый, седовласый господин в черном костюме. Портье остановился перед дверью в номер, загремел связкой ключей, открыл дверь:
— Прошу вас, господа. Один из лучших номеров в отеле.
В открытую дверь была видна громадная комната, заставленная старой черного дерева мебелью. Дальше видны двери в другие комнаты.
— Нам нужен самый лучший, — оглядываясь, сказал Жерар.
— Это недешево стоит, господа, — вежливо улыбнулся портье. Сухопарый владелец отеля молчал.
— Сколько? — спросил Жерар.
— Шестьсот марок в день, господа.
— Могу предложить самый лучший номер. В нем останавливался сам Гиммлер, когда приезжал в Вену, — последние слова владелец произнес почти шепотом и величественно направился дальше по коридору, устланному темно-вишневой дорожкой. Четверо друзей и портье последовали за ним.
— Совсем забыл, — сказал Жерар, — с нами еще собака. Чудесное, добродушное животное.
Портье забежал чуть вперед, посмотрел на сухопарого владельца: как быть с собакой? Тот, чуть помедлив, едва заметно кивнул головой.
— Ну, кто же будет возражать, если господа так любят животных, -угодливо улыбнулся толстяк-портье. — Но за пребывание животного в отеле платить придется больше. Я сожалею, господа, но такие правила.
— Дружище, заплати ему, — величественно уронил Жерар.
Владимир поморщился, но достал из кармана пиджака еще пачку банкнот, протянул портье. Тот схватил пачку на лету, а Владимир едва слышно проворчал:
— Кончится тем, что я отравлю эту подлую тварь. Вахтанг прыснул в кулак, но тут же снова принял неприступное выражение лица.
Вдруг владелец остановился, посмотрел на всех четырех:
— Простите, господа, вы будете жить в отеле?
— Разумеется, — ответил Жерар.
— И все в одном номере? — едва заметная усмешка тронула сухие губы владельца отеля.
— Нет, дружище, мы не педерасты, — Жерар тоже усмехнулся, — нам нужен еще номер. Или два. И не хуже.
— В которых останавливался хотя бы Риббентроп, — добавил Даниэль.
— Или Кальтенбруннер, — сказал Владимир, — и еще принесите русской водки и грузинского вина. Цинандали.
— Лучше Гурджаани... — подал голос Вахтанг.
— Распорядитесь, дружище, — и еще одна пачка банкнот перекочевала в ловкие руки портье...
...Когда они вошли в номер, предупредительный портье закрыл за ними дверь со словами:
— Я надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа.
Жерар тут же подбежал к массивному старинному креслу с выточенными на спинке орлами, собравшись с силами, поднял его над головой и смаху обрушил на пол. Раздался треск дерева, у кресла отвалились ножки.
— Что ты делаешь? — испуганно вскрикнул Даниэль.
лопнули пружины. — И он, наверное, спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете! — Жерар стал колотить об стену тяжелые хрустальные фужеры. Хрустальные осколки разлетались в разные стороны с мелодичным звоном.
— Ах, как звенят! — мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар. — Настоящий венский хрусталь!
Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:
— Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!
— Давай! — Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. — Действительно, настоящее богемское!
— Прекратите! — кричал Даниэль. — Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?
— Я жду мой любимый Гурджаани, — улыбнулся Вахтанг. — Я мечтал о нем четыре с половиной года...
— Прекратите же! — снова закричал Даниэль. — Варвары!
— За все заплачено! — резонно возразил Владимир.
...Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:
— Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!
— О, перекур! — Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся. — Вахтанг, твое любимое Гурджаани!
— Твой любимый Гурджаани, — по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: — Ну, здравствуй, дорогой... столько лет к тебе шел...
— Господа... как это понимать? — бормотал подавленный портье. — Это дорогая мебель... восемнадцатый век, господа... дорогая мебель...
— Не волнуйтесь, дружище! — прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. — Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?
— Восемнадцатый век... Боже мой... — лепетал портье.
— Мы понимаем — восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, — Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, — и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! — он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее...
...В ресторане дымно и шумно. Больше всего галдят американские солдаты, расположившиеся за несколькими столиками недалеко от эстрады. Дальше столики с французами, в углу четверо русских офицеров. Через плечо у одного висела на красной ленте гитара. На эстраде пела моложавая женщина, белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, так что мелькало голое бедро. На лице ее морщины преждевременной усталости и только когда она улыбалась, из глубины души всплывала придавленная годами трудной жизни красота.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль вошли в ресторан, глазами ища свободный столик. Затем Жерар пальцем поманил к себе метрдотеля, что-то проговорил ему на ухо, сунул деньги и тот повел их через зал к свободному столику, тут же приказал что-то официанту и тот, кивнув, торопливо ушел.
Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль сели за стол.
— Вон русские, — сказал Владимир, — два старлея и капитан... Я бы теперь, наверное, был бы уже майором... или подполковником...
— И свободный человек! — ухмыльнулся Жерар. — Гражданин мира!
— Грабитель и убийца, — язвительно добавил Даниэль.
— Кажется, мы одной веревочкой повязались, — парировал Владимир, — разве не так?
— Хотел бы я знать, куда она нас приведет? — спросил Даниэль.
— Боюсь не туда, куда мы захотим, — задумчиво проговорил Вахтанг.
— Слушайте, а певичка ничего! — сообщил Жерар. — Да посмотрите же, сукины дети!
Владимир посмотрел на певицу и ему показалось, что она тоже смотрит на него. Она пела и улыбалась, плавно раскачиваясь над сценой, и маленький оркестрик за ее спиной старался вовсю, и французские солдаты восхищались больше всех, кричали, аплодировали, кто-то швырнул ей под ноги букет фиалок, и она грациозно подняла их, послала французам воздушный поцелуй и продолжала петь.
— Веселый народ австрийцы, — грустно улыбнулся Даниэль. — Была война — не было войны, они веселятся и никаких гвоздей. Не то что мы...
— Они не видели настоящей войны, — сказал Владимир, продолжая глядеть на певицу, — Жерар, как ты думаешь, у нее красивый голос?
— Замечательный! — с готовностью восхитился Жерар и подмигнул Даниэлю и Вахтангу. — У нее голос настоящей оперной певицы! А фигура, как у греческой богини!
— Да? — Владимир подозрительно взглянул на него.
— Неужели я похож на торговца, который хочет всучить тебе порченый товар? — обиделся Жерар.
Владимир встал и пошел между столиков к эстраде.
— Как бы мы опять не влипли в историю, — сказал Даниэль, глядя ему вслед.
Владимир подошел к эстраде, некоторое время ждал, глядя на певицу. Теперь она смотрела на него и улыбалась. Она кончила петь и во время короткой паузы, когда гремели аплодисменты и солдаты кричали: «Браво!», Владимир спросил:
— Простите, фройлен, вы умеете петь по-русски?
— Немного, — чуть смутилась певица, — несколько русских песен...
— Каких?
— Ну... «Калитку» знаю... «Гори, гори, моя звезда»...
— Благодарю вас, фройлен, — Владимир раскланялся и пошел к своему столику. Вид у него озабоченный.
— Эх, если б была гитара... Она могла бы спеть «Калитку»...
— Может, я смогу помочь? — осторожно спросил Вахтанг.
— А ты умеешь на гитаре? — удивился Владимир.
— Не только... — усмехнулся Вахтанг, — я ведь консерваторию кончил...
— Ого! — выпучил глаза Жерар. — Консерваторию? Даниэль, как ты думаешь, сколько еще талантов спрятано в этом грузине?
— Затрудняюсь даже предположить, — улыбнулся Даниэль.
— Я сейчас, -Вахтанг направился к столику, за которым сидели русские офицеры.
— По моему, он это делает зря, — нахмурился Владимир.
— Господа... мой товарищ... — на ломанном русском проговорил Вахтанг, подойдя к столику, — он немного поет по-русски... Можно вашу гитару? Две минуты?
Русские сначала настороженно посмотрели на него, потом капитан улыбнулся, сказал:
— Василий, дай ему гитару.
Василий тоже улыбнулся, снял с плеча гитару, протянул Вахтангу.
— Спасибо, — улыбнулся тоже Вахтанг. — Виват! Победа! Он вернулся к столику, присел и взглянул на Владимира:
— Попробуем на троих. Я тоже знаю «Калитку», — он опытной рукой провел по струнам, взял аккорд.
— Пошли! — Владимир решительно встал. — Только голос у меня так... для компании...
— Ничего, дорогой, ничего...
Они направились к эстраде.
— Прошу прощения, фройлен, мы готовы спеть с вами «Калитку», — сказал Владимир
Певица сделала знак рукой оркестру и музыканты умолкли. Стало тихо, и в этой тишине начали мелодично звучать переборы гитарных струн, и певица первая начала негромко:
— Отвори поскорее калитку...
Играл он мастерски, гитара плакала и волновалась, и голоса двоих мужчин вселяли в души тревогу и надежду...
Когда они замолкли, ресторан взорвался аплодисментами, и больше всех старались Жерар и Даниэль.
— Когда вы кончаете работу, фройлен? — спросил Владимир.
— К сожалению, я сегодня занята, — с извиняющейся улыбкой ответила певица.
Подлетел официант с корзиной цветов, отдал ее Владимиру, а тот, в свою очередь, протянул цветы певице.
— О-о, — улыбнулась она, — вы очень добры!
Владимир запихнул в корзину пачку денег, отчего у певицы глаза стали вдвое больше. И вдруг Вахтанг легко вспрыгнул на эстраду и сделал повелительный жест оркестру, приказывавший молчать.
И заиграл. И запел по-грузински... Это был плач по родине, это была раненая надежда на встречу с ней, это были любовь и страдание. Гортанный голос легко взбирался в самую высь нот и вдруг обрушивался вниз... и оборвался на глубокой, торжествующей ноте...
Никто в зале не понял языка, но вновь взорвались аплодисменты. Вахтанг поцеловал руку у певицы, спрыгнул с эстрады и пошел к столику с русскими офицерами. Вернул гитару
— Большое спасибо...
— Слушай, ты ведь грузин, а? — спросил капитан.
— Ты понимаешь по-грузински? — спросил Вахтанг.
— Нет. Но у нас в роте был грузин, часто пел... А почему ты... — он недоговорил, но Вахтанг понял смысл вопроса.
— Я из концлагеря, — Вахтанг присел за столик, — совсем недавно. Нас освободили американцы.
— Документы есть? — поинтересовался капитан.
— Н-нет... Мы ушли на свободу и все... Вот думаю пойти в вашу комендатуру...
— Без документа? — усмехнулся капитан. — А может, ты власовец? Или из националистического батальона? Чем докажешь?
— Вот мой документ, — Вахтанг закатал рукава пиджака и рубашки, — близко у локтя был вытатуирован номер, — это недостаточно?
— Недостаточно, — нахмурился капитан, — сейчас в Вене всякие ошиваются... Пленные вообще...
— Что вообще? — Вахтанг весь напрягся.
— Да так... сдавались, чтоб живыми остаться, а теперь...
Он встал и направился к своему столику, русские офицеры настороженно смотрели ему вслед, потом владелец гитары сказал:
— В комендатуру бы его...
— Черт с ним. Тут выпивки сколько, только отдыхать начали, а с ним возись до ночи... протоколы, допросы... объяснения пиши... Ладно, братцы, выпьем за победу!
...Вечер. Набережная Дуная. У пристани стояло множество небольших катеров, украшенных гирляндами светящихся лампочек. Рядом полыхала неоновая вывеска ресторана. У подъезда прохаживался Владимир, курил, то и дело поглядывая на двери. Подъезжали и отъезжали машины. Суетился швейцар, открывая двери. Неподалеку от Владимира стояли четверо французских солдат и черноволосый сержант с тонкими усиками. Они о чем-то переговаривались, смеялись и тоже поглядывали на двери ресторана.
И тут вышла певица в серебристом платье, в меховой пелерине, накинутой на плечи. Она шла прямо навстречу Владимиру, улыбалась. Владимир, растерянно смотря на нее, едва слышно вымолвил:
— Фройлен...
Но певица прошла мимо него и, оказывается, смотрела вовсе не на Владимира, а за его спину, на брюнета — сержанта с усиками. Он отделился от своих товарищей, встретил певицу изящным полупоклоном, взял под руку, что-то быстро заговорил, улыбаясь и жестикулируя свободной рукой.
На лице Владимира появилась досада и разочарование. Он отшвырнул окурок и уже хотел войти в ресторан, как вдруг заметил, что остальные четверо французских солдат, подмигивая друг другу, пошли вслед за певицей и сержантом. Владимир секунду раздумывал, затем направился за солдатами. Он шел, словно привязанный, закуривая новую сигарету.
Он видел, как певица и сержант спустились по широкой бетонной лестнице на пристань. Сержант продолжал о чем-то говорить, целовал певице руку повыше локтя и жестом приглашал ее войти на катер, увешанный гирляндами лампочек. Певица послушно ступила на шаткие деревянные мостки, и скоро они скрылись внутри катера. Французские солдаты, следившие за ними, негромко смеялись, затем один что-то сказал друзьям и тоже убежал по мосткам на катер, исчез внутри. И по их жестам, сальным двусмысленным ухмылкам Владимир догадался, что они собрались делать. Один из солдат, заметив его, загородил дорогу, что-то сказал по-французски.
— Но это... нечестно, господа, — с трудом подбирая французские слова, сказал Владимир. — Дама пошла с вашим другом, но зачем второй? Так даже свиньи не делают, господа!
— Что, тоже хочешь? — улыбнулся один из солдат, высокий и носатый. — Возьмем его в компанию, а, ребята? Этот немец тоже соскучился по женщине! — и все дружно рассмеялись, кто-то даже приятельски хлопнул Владимира по плечу. Владимир оттолкнул носатого солдата и решительно направился к катеру.
— Э-э, так нельзя! — остановил его носатый. — Очередь! Понимаешь, очередь! Ты — последний! — он опять засмеялся.
И тут Владимир резко ударил его в челюсть. Охнув, солдат упал. Остальные на мгновение растерялись. Владимир побежал к катеру. У самых мостков его догнали, схватили за плечи, били наотмашь по голове. Началась молчаливая драка. Слышен скрежет башмаков по бетону, хриплое дыхание, звуки тяжелых ударов по лицу.
А из катера раздался протяжный женский крик. Владимир пытался проскочить на катер, но всякий раз на его пути вырастал кто-нибудь из солдат и драка закипала с новой силой...
...Жерар, Даниэль и Вахтанг сидели в ресторане. На эстраде гремел оркестр и несколько полуголых девиц кордебалета плясали на сцене, высоко вскидывая обнаженные ноги.
— Папаша мой был моряк! — перекрывая рев музыки, говорил Жерар. — Я его почти не помню — все время пропадал в море. И погиб в Атлантике в шторм. А мать пережила его всего на три года. Умерла от воспаления легких. Мне было тогда двенадцать лет. И с тех пор я — один... А у тебя есть семья, Даниэль?
— Нет, — ответил поляк, то и дело поглядывая на дверь ресторана. — Отец погиб в начале войны на границе, мать — при бомбежке, и сестра тоже... Все погибли...
Вахтанг, казалось, не слышал, о чем они говорили. Сидел, глубоко задумавшись, глубокая складка пролегла меж бровей.
в какую-нибудь женщину... О-о, тогда я был бы счастлив! — Жерар посмотрел на Вахтанга. — А у тебя есть семья, Вахтанг?
— Отца нету... есть сестра и брат... мать умерла, — односложно отвечал Вахтанг и поднял голову. — Мне, кажется, с Владимиром что-то случилось.
— Я чувствую... — Вахтанг встал. — Посидите, а я проверю...
— Хорошо, — Жерар тоже встал. — Посидите, а я проверю...
собака, виляла хвостом, лизала руки. Жерар с улыбкой гладил ее, говорил негромко:
— Что, собака? Скучно тебе одному? Ничего, дружище, скоро мы поедем домой... И я накормлю тебя мясом...