Предисловие
Рукопись Любека Георгиева я прочитал на болгарском языке с завистью - жалел тогда, что она выйдет не на русском, не в Советском Союзе, равно как и о том, что не у нас творчество этого феноменального поэта и актера имеет такую полную библиографию, какой удостоился Владимир Высоцкий на земле болгарской.
Нельзя считать, что в СССР Высоцкому "недодали славы",- он, как и Шукшин, стал национальным героем, что не так часто случается с нашим братом писателем; слава же актеров, как правило, еще эфемернее - она шумна при жизни, но изменчива и ветрена после смерти. Сколько тому примеров!
Высоцкий - явление особое. Не в том ли его "особость", что совместил его дар разные грани художника - певца, поэта, актера - и что сплав этот оказался уникальным, неповторимым в своем редкостном единстве.
"тотальный". "Тотальным" именует он "сверхамплуа" - да позволю и я себе вольность стиля - Высоцкого.
Да, как актер Высоцкий смущал приверженцев строгих актерских амплуа. Но эта общая мысль, знакомая и нашим театроведам, удачно соединена у Георгиева с главной концепцией Театра на Таганке, с которым связана была актерская судьба Высоцкого. Георгиев считает, что кредо театра - синтез систем Станиславского, Мейерхольда, Брехта, Вахтангова.
Психологизм, социальная острота и революционность массового действа, "отчуждение" актера от персонажа и яркая зрелищность - все это только на первый взгляд разные идеи. В практике Театра на Таганке они совмещены отнюдь не эклектически, а диалектически.
Заслугу Любена Георгиева я вижу в том, что он умело выводит "родословную" амплуа Высоцкого из этого новаторского синтеза театральных идей.
На высоком уровне анализа рассматриваются все основные роли Высоцкого на сцене: Гамлет, Керенский, Галилей, Янг Сун, Хлопуша, Лопахин, Свидригайлов. Верно проведена мысль о "магнитном поле" Высоцкого в труппе. Он был не то что солист, лидер, "первый любовник", а именно творческий магнит, цементировавший коллектив творцов, среди которых немало ярких индивидуальностей.
"Гамлета" в его трактовке: Гамлет - Высоцкий взвешивает, проверяет - новая эпоха говорит в нем. И современное чутье подсказывает: лес рубили много раз и щепки летели слишком часто...
В песенном творчестве - это хорошо почувствовал Л. Георгиев - Высоцкий входит в образ предельно. Собственно, в песне у него каждый раз - особая роль. Он говорит разными голосами своих героев. Где "я" Высоцкого? Оно - в отношении автора к жизни, персонажу, явном и недвусмысленном. Георгиев не скрывает сложности такой позиции - известно, как ругала поэта вульгарная критика, ставившая знак равенства между Высоцким и его героями, далеко не всегда "положительными".
Любен Георгиев, автор этой книги,- доктор филологии, доцент Высшего института театрального искусства, сам яркая личность, мыслящая неординарно, остро, он не боится "быта", "мелочей", устного "фольклора интеллигенции". И хорошо знает нас, москвичей. Вспомним хотя бы названия некоторых прежних его книг: "Московские квартиры", "Московские встречи", "Театральная Москва"... Материалом для них послужили снятые Л. Георгиевым телефильмы, взятые им интервью и собственные впечатления от встреч с советскими режиссерами, актерами, писателями.
Между прочим, Георгиевым снят и телевизионный фильм о переводчике настоящей книги, детском поэте Викторе Викторове, который, являясь также болгаристом, знакомит наших читателей с болгарской художественной литературой.
Известно, как умирает спектакль во времени. Но вторую жизнь дает ему летописец театра. Л. Георгиев - опытный хроникер. Он рассказывает много интересного, чего не знают и у нас в стране. Его стиль свободно совмещает рассказ, интервью, разбор, описание и в книге о Высоцком. Он знаком с героем близко. Этого знания ничто не заменит. Автор - подробный летописец ежедневного быта актера, того творческого быта, без которого нет атмосферы, "воздуха факта". Врезаются в память сотни мелочей, которые в результате прочтения книги оказываются вовсе не мелочами, а некими символами судьбы, чертой характера, знаком общей мысли. Тут все к месту: и то, как рухнула металлическая балка на репетиции "Гамлета", чуть не убившая Высоцкого, и как раздражала его манера французов во время гастролей театра переводить дословно (в подстрочнике) гениальное стихотворение Пастернака...
Высоцкого от прилипившихся к нему, к его имени пошлости и спекуляции.
Рассказав, как во время интервью в Болгарии Высоцкий не хотел, чтобы безличное "вы" (официальность!) вытеснило простое и естественное "ты", Л. Георгиев пишет: "Сегодня меня тяготит не вежливая форма обращения, которая осталась в печатном тексте,- невыносимо тяжело говорить о Высоцком в прошедшем времени".
В книге живет и образ собеседника знаменитого певца и актера - самого Любена Георгиева. Об этом нельзя не сказать, и это большое достоинство, которое, несомненно, оценит читатель. А у этой книги, конечно, будет большой читатель.
Владимир Огнев