О В. Высоцком вспоминает
Виктор Петрович ГРИЦЮК
Как я познакомился с Высоцким? Ему нужна была фотография на заграничный паспорт, а у нас могли сделать ее за несколько часов, и артист Театра на Таганке Вячеслав Спесивцев порекомендовал наше «ателье» — фотостудию издательства «Планета».
Со Спесивцевым мы подружились еще работая во Дворце пионеров в Текстильщиках: я был там главным художником, а он вел театр-студию. По отношению же к Володе я в друзья не лез, но при этом хорошо к нему относился.
Снявшись у нас, Высоцкий уехал во Францию, а по возвращении снова пришел, чтобы сфотографироваться для пластинки с военными песнями. Фотография, кажется, на конверт попала: он взял этот слайд.
(Виктор Петрович ошибается: его снимки были использованы «Мелодией» только на конвертах пластинок, выходивших после смерти Высоцкого. — Ред.)
В тот день я ждал его, ждал, не дождался и пошел обедать. Возвращаюсь в лабораторию — навстречу Володя. И — удивительно! — мы вдруг бросились друг другу в объятия. Я испытал неловкость от такого порыва и, стремясь скрыть свои чувства за шуткой, немного приподнял Володю (он невысокого роста, я по сравнению с ним — большой)... Но внутреннее взаимное притяжение запомнил.
Уезжая во Францию, Володя обещал: «Я специально приеду рассказать, как там». Но ничего особенного не сообщил, принес какую-то банку или бутылочку пива — такую всю фирменную — и начал сниматься.
В это время зашел покурить (у меня помещение большое) пожилой лаборант. Он не знал, с кем я работаю, и стал делать замечания: «Ты как свет поставил?.. Видишь, у человека мужественное лицо, на актера похож». Начал вертеть голову Высоцкому: «Вот так надо, вот так...» А Володя говорит: «Подождите, я сейчас сделаю мужественное лицо». Что-то там побубнил, как бы входя в роль, — и сделал. Между тем, лаборант, поправив Володю, присел курить. Сидел — и вдруг у него румянец разлился по лицу: узнал.
«Ты должен взглянуть на машину». Открыл капот: «Посмотри!» Я посмотрел, но совершенно ничего не понял.
«Ну, тогда садись, увидишь, как она ходит». Я забрался в автомобиль. Он показал, как автоматически открываются окна, двери... Потом мы выехали на прямую линию по мосту у Парка культуры. Там Володя «притопил» газ, и машина фантастически быстро набрала скорость... Пожалуй, это была голубоватая «БМВ», не «Мерседес»: такого слова я бы не забыл.
Все это происходило в 1974 году, в 1975-м я уже ушел из «Планеты».
В другой раз он меня куда-то «подбрасывал», ехали в районе площади Ногина. За рулем были какие-то ребята, а Володя читал письма, открытки поклонников. И вдруг говорит мне: «Отчего ты никогда не попросишь билеты в театр?» Я отвечаю: «Знаешь, мне бы не хотелось переводить наши отношения в традиционное русло. Когда нужно в театр — у меня есть друг Спесивцев, он достанет билеты, если что». «Ну, — говорит, — ладно... Нет, я бы мог достать. Ты же знаешь, каким людям приходится делать. Тебе-то я мог бы...»
Но я по молодости постеснялся просить.
«сделал» нам с женой билеты, произошел забавный случай. Мы сидели в 6-7 ряду в центре зала. Закончился спектакль, актеры вышли на поклоны. Володя увидел меня и помахал рукой. Я не стал отвечать, потому что все зрители тут же обернулись посмотреть, кого приветствовал Высоцкий. А жена была переполнена гордостью и оглядывала всех с гордо поднятой головой.
Она, кстати, как-то раз опозорила меня перед Володей, заставив его подписать фотографию. Ну как это!.. До того я чувствовал — мы вроде на равных, и вдруг всё сдвинулось.
Мы жили тогда в коммуналке, а жена очень стеснялась этого. Поэтому когда я сказал, что жду Высоцкого в гости (был у нас с ним такой разговор), она пришла в ужас: «Ты с ума сошел! Куда вести такого человека! Не смей! Если приведешь его, я уйду»...
Один раз Высоцкий привез в «Планету» свою черную гитару (была такая дурацкая гитара, чуть ли не масляной краской выкрашенная). Обещал что-нибудь спеть. Собрался весь наш фотоотдел, человек 7-8. Володя положил гитару и на минуту вышел. А я ее взял (я на семиструнной играю... то есть как играю — ни голоса, ничего нет), и начал что-то напевать. Внезапно Володя возвращается: «Что? Ну-ка, ну-ка! Я не слышал этой песни, напой мне!» Тут все нас окружили... Я сгорел... Представляете?! Кому! Все равно, что пытаться наиграть Чайковскому... Голос сломался... но я допел... весь мокрый... отдал гитару... И песня какая-то дурацкая... Очень неловкая ситуация.
Это было, очевидно, в октябре 1974 г.
позах: стоящего, с гитарой...
И также в мое отсутствие Володю снимал Женя Савалов — потащил его на смотровую площадку в Ленинские горы.
... Однажды я поделился с Володей проблемами, возникшими у меня с начальством в издательстве — я слишком независимо себя вел, и надо было оттуда уходить. Он сказал: «Знаешь что? Иди к нам в театр фотографом работать. Я помогу устроиться». У них в то время на этой должности был не Стернин, а другой человек.
Тогда я как раз делал материал о Золотухине для журнала «Молодой коммунист» в связи с присуждением премии Ленинского комсомола. Бродил по театру, и за кулисами побывал. Там меня поразило: выходит актер с бородой, как Володя, в кожаной куртке, хрипло так прочищает горло... Потом выходит Хмельницкий — тоже в кожаной куртке и тоже прохрипел: «Кхэ-кхэ...» Я удивился: надо же, весь театр — Высоцкие! Спрашиваю в следующий Володин приезд: «Ты знаешь, что они всё у тебя поперли? Они хрипят. Они носят такие же куртки. Ты не боишься, что они тебя растащат?»
А он похлопал меня по плечу и говорит: «Не переживай! Придумаем что-нибудь новое!» Я запомнил это. И когда теперь меня дочка просит: «Не показывай эти работы, не показывай те...», я отвечаю: «Дочь, мы что-нибудь новенькое придумаем!»