У каждого из нас - свой Поэт, свой Актер, свой Гражданин. Я был мало знаком с Владимиром Высоцким. Лишь наблюдал за ним в течение двух месяцев на репетициях Гамлета в Театре на Таганке, где мы, студенты,- будущий режиссер Юрий Оксанченко, будущие операторы Сергей Поваров и Юрий Козельков,- соединив свои усилия, снимали наш первый в жизни учебный фильм "Быть или не быть"
А впервые я увидел Высоцкого в фойе Театра на Таганке в прологе спектакля "10 дней, которые потрясли мир" Он был в тельняшке, в матросских клешах, с гитарой в руках. Мне было девятнадцать, и, как для тысяч сверстников, он давно стал для меня кумиром. Вместе с Окуджавой, Визбором, Галичем, Клячкиным, "Биттлз" я записывал на магнитофон его бунтарские, будоражащие душу песни. А в тот день мы стояли совсем рядом и он вместе с другими актерами громко пел: "Как родная меня мать провожала.." Пел залихватски, отчаянно. А потом я услышал: "Айда, за нами, братва!" И все двинулись в зрительный зал. Незабываемые минуты...
"10 дней которые потрясли мир"
А потом на репетициях "Гамлета "один из моих друзей сказал: "Когда Высоцкий кричит: "Быть или не быть!!!?" - я внутренне сопротивляюсь, потому что мне кажется, что он-то про себя все давно знает и давно решил, что быть. Этот вопрос не для него. Он не может бояться "страны, откуда ни один не возвращался...".
В те два месяца мы буквально не выходили из театра, делая двадцатиминутную ленту. Камеры Высоцкий не замечал и не стеснял нас. Понимая, что мы волнуемся, за исход фильма, откликался на все просьбы. Прощал неловкость, нашу суету и неумение вовремя снять. Мы же старались не обращаться к нему лишний раз, поскольку видели, что все, что он делает,- на пределе наших представлений о физических и духовных резервах.
Казалось, он умеет расслабляться, как опытный спортсмен. Перед началом репетиции он сидел, развалясь у стенки, на полу, тихо перебирая струны. Потом медленно вставал, медленно шел. Остановившись, тихо произносил первую поэтическую строку: "Гул затих, я вышел на подмостки..." Потом - я помню это ощущение- словно гигантская многотонная волна, взмывался и обрушивался его голос в зал. Приходило ощущение: "Почему Пастернака не поют?",
"Гамлет"
Конечно, все это - только мои мимолетные впечатления... Мне не дано было понять его жизни. Наверное, для этого с ним нужно было бы играть на сцене, долго наблюдать или снимать настоящий большой фильм.
этаж. И вдруг услышал торопливый перебор гитарных струн и тихое, в четверть голоса, пение Высоцкого. Я остановился и остался незамеченным. Иногда, чтобы увидеть самое главное, надо опоздать.
Он сидел в полумраке, в пустом фойе, у окна. Рядом с ним на стуле лежал ворох бумаг. Гитару он держал на коленях и, перегнувшись, придавив рукой к стулу белый лист, что-то быстро писал. Потом бросил ручку и начал играть, пытаясь тихо петь. Остался недовольным. Мотнул головой. Вычеркнул. Кто-то выглянул из зала. "Володя, кончай, сколько можно? Все же ждут. Ну?!". "Уже иду" сказал Высоцкий и снова начал быстро писать. Еще минуту он думал над текстом, потом начал медленно собирать листки. Зажав гитару под мышкой, открыл дверь и вошел в зал. А я с отчаянием подумал: хватило бы одной кассеты, чтобы это снять!
Он поднялся на сцену. Вынул из держателя микрофон, повернул острым концом эту железку к себе, наколол, как продавец чеки, на него свои листки и начал петь. Это была очень задиристая песня о театре, об актерах, о времени и о жизни. Потом я её больше не слышал. Зал аплодировал, смеялся. Спев очередной куплет, удивился сам себе и громко говорил: " Это у меня, оказывается, зачёркнуто. Этого не нужно было петь. Я в темноте писал, а тут свет бьёт в глаза, и я не понял". Все хохотали. Казалось, он вечен.
…Пять лет без движения лежала моя заявка на фильм о Высоцком. Лежала прочно…
Не могу простить себе, что не пробил право на съемки, хотя бы для кинолетописи.
…О смерти его узнал утром во время одного из полуфинальных боев по боксу. Шла Московская Олимпиада, и я снимал фильм. В этом же зале, за перегородкой, вел съемки баскетболистов Юрис Подниекс, поразивший нас всех недавно своей картиной "Легко ли быть молодым?". Для связи с операторами нам выдали рации. Я держал свою у щеки и смотрел на ринг. Вдруг она зашипела, и взволнованный голос Юриса из соседнего зала произнес: "Ребята, вы меня слышите? Высоцкий умер. Вы поняли меня?!" - и выключился, чтобы услышать ответ. Ошеломленные бедой, мы онемели. Юрис опять включился и переспросил: "Вы меня поняли?!"
А. ИВАНКИН