ГЕОРГИЙ ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ
У кинорежиссера Георгия Эмильевича Юнгвальда-Хилькевича чудесный набор визитных карточек: «ДГ Артаньян и три мушкетера», «Опасные гастроли», «Ах, водевиль, водевиль...», «Узник замка Иф» — это все он.
В свои 80 он по-прежнему полон энергии — пишет сценарии, участвует в создании спектаклей, собирается снимать новый фильм...
Знакомство, переросшее в настоящую мужскую дружбу, Юнгвальда-Хилькевича с Владимиром Высоцким состоялось в 1966 году: «Наше знакомство состоялось на пробах фильма Станислава Говорухина «Вертикаль» в Одессе, — вспоминает режиссер. — Там был второй режиссер Саша. Как-то он говорит мне: «Обязательно приходи, сегодня будут пробы у потрясающего поэта, который к тому же прекрасно поет песни на свои стихи!» А я всю эту бардовскую песню никогда не любил. Но из вежливости пришел. Володя запел песню под гитару, и... все мои предубеждения как рукой сняло! Я сразу понял, что передо мной сидит поэт, равных которому не было со времен Пушкина. Я сейчас даже не помню, какие конкретно Володя пел песни, но это было потрясающе. А несколько дней спустя мы с ним уже гуляли по ночной Одессе, в ней и зародилась наша дружба.
«Опасные гастроли». Высоцкий играет куплетиста Жоржа Бенгальского (он же подпольщик Николай Коваленко).
«Фильм снимался по воспоминаниям Александры Коллонтай, которые я прочитал в журнале «Юность», — рассказывает Георгий Эмильевич. — Сценарием очень заинтересовался Владимир Высоцкий. Но он тогда уже был запрещен. За исполнение и даже прослушивание его песен исключали из институтов, выгоняли с работы. Тем не менее, я сделал с ним пробы, очень эффектные, и поехал на утверждение в Госкино.
Вскоре меня вызвали к начальству: «Заявка хорошая, но Высоцкого вы снимать не будете». Мне дали две недели на поиск других актеров. Я пригласил на пробы очень хороших артистов — Каморного, Шалевича, Рому Громадского, но предупредил. Что их руками хотят угробить Высоцкого. Надо отдать им должное, они все пробовались исключительно плохо». «Мне даже дали список, кого надо пробовать, и заявили, что Высоцкий сниматься не будет. Но я уперся рогами. Володю я обожал. Картина делалась ради него. Из-за этого приходилось жертвовать многим и многим. Так, на фильм не утвердили Риту Терехову, потому что мне предложили снимать Лионеллу Пырьеву. Это был своего рода компромисс на утверждение в роли Высоцкого».
«После того, как я привез пробы в Москву, мне еще шесть месяцев морочили голову. Все эти полгода мы с Володей пили «горькую». А потом вдруг что-то там прорвало. Меня вызвал тогдашний зампред Госкино СССР и сказал: «Ладно, снимай. Мне только не понятно, как тебе, человеку со вкусом, может нравиться Высоцкий?» — «Он — гений!» — «Да ладно, какой он гений? Так — хрипун». Правда, меня предупредили, что если он хоть раз захрипит, картину закроют».
«Уже утвержденного на главную роль Владимира Высоцкого было велено не пускать в Одессу, — продолжает вспоминать кинорежиссер. — Секретарь местного обкома даже издал специальное распоряжение по этому поводу». «Глава тогдашнего Одесского обкома партии по фамилии Синица, оказавшийся самым обыкновенным вором — держал собственные пароходы за рубежом, — издал указ, запрещавший Высоцкому проживать в гостиницах Одессы».
«жил в моем доме. Туда же приезжала и Марина Влади»: «Когда мы снимали там «Опасные гастроли», у Володи как раз в разгаре был роман с Мариной Влади. Она тогда находилась в Москве, но как гражданка буржуазного государства не могла свободно перемещаться по СССР. КГБ, слежка — все это было. И тогда я позвонил Марине и велел купить билеты на самолет на чужое имя — тогда в авиакассах не спрашивали паспорта. Но чекисты, видимо, подслушали наш разговор и готовились снять Влади с рейса. Однако они недооценили ее желание увидеть Володю! Она летела не тем самолетом, на который у нее был билет, а на пару часов раньше. КГБ ее потерял, а Влади и Высоцкий полтора месяца жили в моей одесской квартире».
Другие источники утверждают, что во время съемок в картине «Опасные гастроли» актер был устроен по высшему разряду в одесской «Аркадии». И хотя в лицо его тогда мало кто знал, голос Высоцкого спутать с другим было невозможно. Уже тогда поэт был властителем дум и душ. Поэтому, когда в разгар послесъемочных застолий он брал гитару, у администраторов картины душа уходила в пятки...
Съемки фильма начались с «некоторых трудностей». «Сложность была в том, — говорит кинорежиссер, — что мы уже набрали обороты в злоупотреблении алкогольными напитками. И когда картину запустили, Володя попал в больницу. А так как у нас тогда все было по плану, и если ты выбивался из графика, начинались проблемы, то я в сговоре с директором студии целый месяц занимался очковтирательством».
В перерывах между съемками, вспоминает Георгий Эмильевич, конечно же, не обошлось без концертов Владимира Высоцкого в Одессе: «Однажды услышав знакомый голос, люди со всей Одессы привалили к ресторану «Аркадия», Народу пришло так много, что витринное стекло ресторана было просто выдавлено! Но на это мало кто обращал внимание — собравшиеся тут же сбросились и отдали деньги директору ресторана. Несколько часов продолжался необычный концерт. Люди хлопали, заказывали песни, вызывали «на бис». Самое забавное было в том, что об этом эпизоде милиция и высшее руководство города так и не узнали».
Пел Высоцкий на том импровизированном концерте и песни, специально написанные для «Опасных гастролей». Увы, в данном случае цензура оказалась сильнее режиссера: большинство песен вставить в картину так и не разрешили... Даже вроде бы безобидную «Цыганочку» с ее разлихватским «Эх, раз, еще раз» не пропустили.
«Картину закрывали, между прочим. Только мало кто об этом знает. А когда мы, наконец, закончили работу, ее не приняли... Мы сидели в Москве и не знали что делать».
«Руководство Госкино очень хотело иметь популярный фильм о революции, — рассказывает кинорежиссер. — Картина, как вы знаете, делалась по воспоминаниям Коллонтай, как она вместе с Литвиновым в начале века ввозила в Россию оружие. У нас все эти сцены убрали: власти меняли историю, как хотели. Мне сказали: большевики должны везти из-за границы листовки, то есть готовить идеологическую революцию. «Смотрите, — говорю, сама Коллонтай пишет, что оружие в Россию ввозилось с 1905 по 1911 год под видом какой- то театральной мишуры». Мне ответили категорично: «Что могла написать эта старая дура?»
Сегодня даже непонятно, как же власти выпустили картину Георгия Юнгвальда-Хилькевича «Опасные гастроли» на экран. Во-первых, там, в фильме о революции, нет ни одного упоминания о Ленине; во-вторых, танцуют полуголые девушки. Но самое страшное то, что в главной роли снялся опальный в то время Владимир Высоцкий!
«А произошла история, о которой я узнал через много лет, — улыбается Георгий Эмильевич. — Я познакомился с внучкой Анастаса Микояна. Оказывается, картину показали в ЦК и Анастас Иванович оказался на просмотре А в картине были танцы, девочки в прозрачных костюмах. И он заплакал: «Боже мой! Это еще я их привозил. Я тогда был мальчиком, был рядом с Коллонтай!» Действительно, Коллонтай и Литвинов были прообразами двух большевиков в фильме. Вот из-за слез Микояна картину и выпустили в прокат. Без каких либо купюр».
«Сама власть, как ни странно, очень любила то, что запрещала. Перед тем, как выпустить фильм «Опасные гастроли»,
У Косыгина, например, хранилось самое большое по тем временам собрание песен Высоцкого, он его обожал. Но официально же Володя был фактически предан анафеме».
«Я сейчас часто думаю, почему же мои фильмы все-таки выходили на экраны, почему меня не задушили? — размышляет кинорежиссер. — Сейчас я понимаю, что просто наше государство так наваривалось на моих картинах, что душить меня не выгодно. За счет таких режиссеров, как я, наши власти и жили при коммунизме».
О съемках еще одной картины, снятой Георгием Юнгвальд-Хилькевичем, вспоминает оператор-постановщик, работавший в ней, Александр Полынников: «С Владимиром Высоцким судьба свела нас в 1969 году на «Цунами» (правильное название картины — «Внимание, цунами!» —АП.), первом советском фильме-катастрофе. Съемки должны были проходить на Дальнем Востоке. Все сроки сорвали, и чтобы студии не срезали на будущий год план, спасать положение отправили Георгия Юнгвальда-Хилькевича, который только закончил «Опасные гастроли». АХилл — ну, Хилысевич — настоял, чтобы оператором был я.
Прилетаем во Владик— закрытый город, сухой закон. Высоцкий (Хилькевич его вызвал написать несколько песен к фильму) ходит мрачный: «Не получается ни хрена! Выпить бы для вдохновения, да нет ничего». Володины песни этот фильм вытянули. Мы ж «Цунами» изо всех сил гнали, чтобы показатели студии не испортить, не до изысков было. Да и финансировали картину по минимуму, приходилось выкручиваться.
бесплатно задействовали батальон морской пехоты с техникой, детей и стариков на броню посадили. А я смотрю в камеру — халтура, не хватает масштабности события. Режиссер нагнетает страсти через мегафон: «Граждане! На город надвигается цунами! Поднимайтесь на сопку! Быстрее! От этого зависит ваша жизнь!» И все это эхом разносится над пригородным поселком.
Смотрю: народ начал спешно покидать дома, выводить скотину и в панике попер в гору. А уж что у людей было на лицах написано... Тысячи на три набралось «массовки». Показываю режиссеру большой палец: вот теперь классно!
И тут вертолет, вышли один в штатском и двое с погонами КГБ: «Кто здесь бардак устроил? Разрешение на съемку в запретной зоне есть?» У нас попытались изъять кассеты с отснятым материалом. Кто знает, чем бы все закончилось, если бы незваные гости не увидели Володю Высоцкого. Вечером руководство группы вызвали в местное отделение КГБ и устроили нам званый ужин. Органы любили Высоцкого, хотя и тайно. Он спел там несколько песен, в том числе и о «цунами в головах». Правда, как раз эту его песню потом заставили вырезать из картины».
Георгий Юнгвальд-Хилькевич не только снимал Владимира Высоцкого в кино и просил его написать песни в свои картины, но и был другом актера и поэта. А значит, ему есть что вспомнить и рассказать помимо встреч, происходивших у друзей на съемочной площадке и вокруг нее. Например, режиссер был свидетелем любовных увлечений поэта. И даже пригласил на одну из ролей в свою картину «Внимание, цунами!» любимую женщину Владимира — актрису Татьяну Иваненко. Говорят, что от Высоцкого у нее растет дочь Настя... Поэтому утверждения кинооператора А. Полынникова о том, что Владимир Семенович полетел на Дальний Восток из-за песен к фильму кажутся несостоятельными! Поэт направился во Владивосток вслед за любимой женщиной, и только! При чем тут песни?!
«Володя не мог оставить Таню, потому что продолжал любить ее, даже когда появилась Марина, — свидетельствует кинорежиссер. — Те страдания, которые вынесла эта девочка, и то, как она себя сейчас ведет, достойно поклонения. Хотя последняя любовь Высоцкого известна людям больше, чем чувство к Тане. А ведь Иваненко занимала в жизни Володи места не меньше, чем Марина. Если не больше. Володя, к сожалению, не признавал родившегося в 1972 году ребенка. Вообще, трагедия ужасная...»
«Что касается наших мужских дел... Как ни странно, мы вместе пили всего-то один раз. Встретились на вокзале уже пьяными. Потом уехали вместе. При этом присутствовала Таня Иваненко, которая с Володей сделать ничего не могла. Она тайно меня тогда возненавидела.
Для меня Таня всегда была любимой женщиной Высоцкого. Однажды, сидя рядом с ней в театре, я попросил поцеловать ее в щеку. Она укусила меня под глаз и сказала: «Я, кроме Володи, никого не целую!» Даже поцелуя не могла себе позволить. Гениальная девка! То, что она мне нравилась, я Володе говорил. А как может не нравиться женщина необыкновенной красоты — такая фигура, лицо, глазищи! Иваненко — одна из самых прекрасных женщин, которых я вообще в жизни не встречал».
Георгий Эмильевич вспоминает еще один случай... Как- то он был свидетелем, когда Андрон Михалков-Кончаловский выговаривал Владимиру Высоцкому за его песни!
«Такое действительно случилось на квартире у Севы Абдулова. Андрон сказал Володе, что все его песни, кроме «Охоты на волков», — говно и мура! Сказал прямо так грубо. Конечно, надо учитывать, что Андрон выпил... Он уже тогда был мэтром, супером-гипером. Больше того, перед ним преклонялись, особенно после сценария «Андрей Рублев», который оказался значительно лучше фильма. Сценарий был просто гениальным! Но я считаю, что Тарковский не справился со сценарным материалом в сцене отливки колокола...
К сожалению, Высоцкий своеобразно отреагировал на откровения Кончаловского — Володя очень лебезил перед ним, оправдывался, соглашался... Он вообще был не уверен в своей гениальности...»
«Три мушкетера». Несостоявшаяся совместная работа Георгия Юнгвальд-Хилькевича и Владимира Высоцкого! Уже после того, как фильм был снят и вышел на экраны, режиссер совершенно случайно узнал, что роль Д'Артаньяна — детская мечта Владимира Семеновича! Высоцкий очень обиделся, что Юнгвальд-Хилькевич не предложил эту роль ему. И на недоуменное «Но тебя же нельзя снимать в роли Д'Артаньяна!» привел убийственный аргумент: «Майкл Йорк с широким носом и белыми волосами был Д'Артаньяном! Чем я хуже?!»
Актер Михаил Боярский, как раз таки и сыгравший роль бравого мушкетера в фильме, в одном из интервью признался: «Многих пробовали. Поначалу Д'Артаньяна должен был сыграть Высоцкий. Но у него то ли не было времени, то ли он во Франции был, то ли просто отказался... Последняя версия: сказал, что слишком стар для мушкетера».
В другой беседе с журналистом Михаил Сергеевич более подробно осветил вопрос о роли в исторической картине и своем пении в ней: «Мы оба с Высоцким пробовались на роль Д'Артаньяна — он дружил с Юнгвальдом-Хилькевичем, снимался в «Опасных гастролях».
Хилькевич мне потом рассказывал, что Высоцкий посмотрел трех мушкетеров» и так ехидно поинтересовался: «А что это у тебя там за мудак поет моим голосом?» Но я ничуть не расстроился. Было бы неприятнее, если бы он ничего не сказал. А так нормальная мужская ироническая оценка».
«Как актер, Володя, конечно, ревновал к тому, что в этой роли я снял Боярского. Обижался... Но никогда не унижался до просьб. Думаю, Володя с его нечеловеческим талантом вполне мог сыграть Д'Артаньяна. Это было бы событием...»
Как говорится, поздно пить «Боржоми»...
По-человечески поэт так же по-доброму и после этого случая относился к режиссеру — как к своему другу и коллеге. Но особой теплоты в их общении уже не наблюдалось...
Впрочем... Однажды Владимир Высоцкий пошел на собственное унижение, чтобы.. Делайте вывод сами. Георгий Юнгвальд-Хилькевич рассказывает «Друзья воровали у слонов в зоопарке гречку для моей мамы с больной печенью, чтобы отправить ей в Ташкент. Сыра давали только триста граммов на человека, и мы с Володей Высоцким унижались — он пел. И тогда нам давали кило сыра, который я отправлял больной маме...»
— о жене: «Как-то у меня серьезно заболела жена Таня Чернова. Дело было в Ташкенте, местные врачи разводили руками и говорили, что если в течение нескольких дней не купить лекарства, то она умрет. А этих таблеток не было ни в Ташкенте, ни в Москве! И тут мне звонит Высоцкий, я начинаю рассказывать, что у меня умирает жена из-за того, что во всем Союзе не продается нужное лекарство. «Название скажи!» — потребовал он. А уже через несколько минут звонил Марине Влади в Париж В тот же день она купила таблетки и отправила ближайшим самолетом в Москву. В «Домодедово» посылку принял Миша Боярский и переправил ее в Ташкент... Через неделю Таня пошла на поправку. Так что Володя, ко всему прочему, еще и спас мою жену от смерти».
«РЕЖИССЕР ГЕОРГИЙ ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ — «ГАЛИНА БРЕЖНЕВА ТАК СМОТРЕЛА НА ВЫСОЦКОГО, ЧТО Я РЕШИЛ: У НИХ РОМАН»
«Режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич, автор фильмов о мушкетерах, в конце 60-х снял фильм «Опасные гастроли», где главную роль исполнил Владимир Высоцкий. Они дружили, и Юнгвальд-Хилькевич сегодня многое может про него рассказать.
— Володя был фантастический человек, — говорит режиссер. — Это светлый ум, великая доброта и ранимая душа. Это внесоциальное явление, как и Пушкин: не только гений, но и душа народа. С тех пор я так и не встретил человека, сколько-нибудь похожего на него...
— Вы с Высоцким часто встречались?
— Когда я приезжал в Москву по делам, останавливался практически всегда у него. Он тогда жил на улице Телевидения (сейчас улица Шверника. — Ред.) с мамой. Я оказался у него в тот момент, когда Володя развелся с Людмилой Абрамовой. Это была серьезная душевная драма. Понятно, что, когда родители расстаются, дети обычно принимают чью-то сторону. Его сына Никиту я видел часто — Володя чуть ли не ежедневно заезжал за ним в детский сад. Никита папу просто обожал, обнимал и заглядывал в глаза, не предполагая, вероятно, что его отец — гений. А вот старшего его сына, Аркашу, в тот период я ни разу не видел — Аркаша принял целиком мамину сторону.
— С чего начиналось утро в доме на улице Телевидения?
— С раннего утра он поднимался и начинал помогать друзьям. Это были хлопоты по устройству в институт, потом кого-то нужно было пристроить в приличную лечебницу, потом — чьих-то детей в садик. Кому-то он доставал лекарства...
— Про Марину Влади что вспомните?
— Как-то Влади прилетела в Москву, остановилась в гостинице «Бухарест», и Володя меня туда потащил. Ему нравилось, когда друзья рядом. И Севку Абдулова за собой таскал. Не знаю, правда, зачем это ему нужно было? Там были все условия, чтобы им провести время вдвоем. Помню, все мы были поддатые, и Володя тоже. Мы веселились, потом Марина напоила нас какой-то шипучей французской таблеткой, и через полчаса мы, по одному, стали бегать в туалет, где нас выворачивало... Через час все были трезвы как стеклышко.
— и он в конце концов срывался. Первая рюмка выпивалась обычно втихаря и очень радостно, а потом неслось... Чтобы это прекратить, нужна мощная, нечеловеческая собственная воля. А Володя после запоя сам завязать уже не мог — обязательно капельницы, больница...
«Опасных гастролей» развязал. В принципе он был идеально точный человек. С ним можно было договориться за месяц, что, к примеру, 16 числа в четыре часа он прилетит в Одессу, и потом даже не перезванивать, не напоминать. Так же и с Мишкой Боярским. Если один или другой не приехали — значит, запили.
Когда Марина уезжала в Париж, начинались многочасовые разговоры по телефону. Помнишь песню: «А, вот уже ответили: ну, здравствуй, это я»... А его телефонистки обожали. Когда соединяли, Володя говорил Марине: «Хочешь новую песню послушать?» И я держал трубку, а он ей пел. Когда гитарные аккорды и переборы, я подносил микрофон ближе к гитаре, когда он куплет начинал — то ближе к его рту. Однажды что-то защелкало в телефоне. Он — мне: «Это нас слушают». И в трубку: «Ребята, дайте поговорить без свидетелей. Это чисто интимный разговор. Отключитесь, я вам потом спою». Щелчок. Час говорил. Повесил рубку. Звонок: «Можно Владимира Семеновича?» — «Да». — «За обещанным». И Володя пел часа три в трубку этим ребятам из КГБ...
— Сергей Говорухин мне рассказывал, что, когда он еще был школьником, Высоцкий ему свои вещи передавал. И он с гордостью их носил. Я знаю, Владимир Семенович любил одаривать.
— И его вещи налезали на Сергея? Подозреваю, что та кожаная куртка, которую мне Высоцкий подарил, была привезена Мариной специально для меня. Потому что она мне была точно впору. Володины вещи, кроме обуви, были мне катастрофически малы и в росте, и в объеме. У меня рост метр восемьдесят, а Володя был значительно ниже. Но однажды он подарил мне свои туфли со словами: «Не могу смотреть на тебя в этом совковом кошмаре». Размер ноги у нас одинаковый, 39-й. Его туфли не снашивались, проносил я их лет десять. Он и правда хотел сделать друзей счастливее.
— Известно, что Марина Влади подарила Высоцкому «Мерседес»...
— Сейчас я понимаю, что это был не такой уж и дорогой подарок — автомобиль был неновый. Но по тем меркам — настоящая роскошь. Мы с Володей ездили именно на этом голубом «Мерседесе», когда он решал дела для своих знакомых. Вообще за Володей ОБХСС все время ходил по пятам, чтобы поймать, как ему деньги за концерт передают. Его хотели посадить, все равно за что. Больше всего за то, что он — Высоцкий.
— Почему же его, при том, что так любили, так травили?
— Потому, что он шел к правде поперек паршивой советской идеологии. Песни Высоцкого и его голос были знаменем передовой части общества. Народ его чтил, больше, чем любого другого поэта, а государство в целом, как машина, его за это ненавидело. Причем некоторые «водители» этой машины, такие как Косыгин, втихаря собирали коллекцию его песен и слушали, слушали до одури! Коммунистическая мораль была двойственная, мерзкая.
— словно он сам воевал, сидел где-то... И очень многие люди чувствовали себя с ним на равных. Старые вояки, какие-то заключенные... Или, например, я видел дочь Леонида Ильича Брежнева в гримуборной у Володи — она стояла в дверях и такими глазами смотрела, как он гримируется, что я решил: у них роман. Романа, конечно, не было, но она от Володи млела и всерьез помогла, когда Театр на Таганке хотели закрыть...
ночью мы вышли на дорогу, ждали автобус для возвращения в Москву. Мороз градусов тридцать пять, снег падает, тишина невероятная — и вдруг вдали раздается глухой топот. Подбегает парень, по пояс голый. В руках гимнастерка, куртка. Смотрит в глаза Володе «Меня ребята послали в самоволку к тебе. Мы — это высшие офицерские курсы «Выстрел», только скажи — и мы все для тебя сделаем». Встал на колени, взял за руку Володю и поцеловал. Поднялся и, не прощаясь, побежал обратно, 20 километров. Меня это потрясло, а Володю — еще больше. Едем обратно, он молчит. Я его спрашиваю: «Ты чего такой мрачный, это же фантастика?» Он говорит: «Юра, мне кажется, что я не заслуживаю такой любви». «Да, ты что, — говорю ему, — Володя, я сам готов бежать рядом с автобусом до Москвы, чтобы тебе руку поцеловать!» И всю дорогу до Москвы я его успокаивал, а у него глаза были полны слез...»