Врач, пытавшийся спасти Владимира Высоцкого, Леонид Сульповар: «У Высоцкого был такой настрой - или вылечиться, или умереть»
Есть потери, смириться с которыми невозможно. В иных случаях проходят десятилетия, в других - даже века, но время эту тоску не лечит. Каждый год 10 февраля мы с горечью повторяем, что современная медицина могла бы спасти Пушкина. Горечь эта свежа настолько, словно, будь антибиотики изобретены к 1837 году, мы могли бы знать Пушкина лично. С Владимиром Высоцким - та же история. Наступает день памяти, 25 июля, и снова и снова крутится проклятый вопрос: почему это случилось так рано? Все ли было сделано? Неминуемый в 1980-м грянул финал или все-таки случайный?.. Тем более что Высоцкий действительно мог быть нашим с вами собеседником.
В среду, в 27-ю годовщину смерти Владимира Семеновича, мы публикуем фрагмент из будущей книги журналиста Валерия Перевозчикова - его беседу с врачом-реаниматологом НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского Леонидом Сульповаром. Одним из тех, кто в июле 1980-го делал всё, чтобы спасти великого барда.
- вопрос: Леонид Владимирович, где и когда вы познакомились с Высоцким?
- ответ: В 1969 году он лежал в институте Склифосовского. Володя был в очень тяжелом состоянии после желудочного кровотечения. Тот самый случай, который подробно описывает Марина Влади в книге "Прерванный полет". Она не отходила от Володи. Практически целые сутки сидела у нас в ординаторской - в палату мы ее не пускали.
- в: Это ваша первая встреча с Высоцким. А следующая?
- о: Как-то само собой получилось, что мы начали Володе помогать в периоды его "ухода в пике". Познакомились с его друзьями, они звонили, мы приезжали и выводили его из этих состояний. Трудно сказать, насколько часто это бывало - эпизодически... Ходили на Таганку, Володя приглашал на концерты, просто так заезжали к нему. А более тесные отношения сложились, начиная примерно с 1977-го.
- в: Физические данные Высоцкого?
- о: Физически Володя был очень развит, в нем всегда чувствовалась невероятная сила. И именно мужская сила. Но при всей развитости и тренированности в последние годы здоровье, конечно, было подорвано образом жизни -неупорядоченным, без сна и отдыха...
- в: Когда в Москве бывала Марина Влади, образ жизни менялся?
- о: Безусловно. Во всяком случае, насколько я мог это видеть. Володин дом на Малой Грузинской был похож на проходной двор. Вечная толпа. Многих я знал, однако мелькали и совершенно незнакомые лица. Но стоило появиться Марине, все это исчезало. Конечно, люди приходили, но это был совершенно другой круг. И совершенно другой стиль жизни. "Уходов в пике" становилось гораздо меньше.
- в: Что такое "уход в пике"?
- о: В тот период это было просто злоупотребление алкоголем. Что называется, "надирание" и уход из этой жизни в другую, бессознательную, может быть, даже потустороннюю. Откуда нам и приходилось его доставать. Я могу совершенно определенно сказать, что алкоголиком он не был. Люди, подверженные этой патологии, - запущенные, опустившиеся. Володя был абсолютно другим. Допустим, через день или два мы выводили его из этого болезненного состояния, Володя становился другим человеком: собранным, подтянутым, готовым работать.
- в: Тогда почему это происходило?
- о: Понимаете, вся его жизнь - замотанная, задерганная. Театр, концерты, ночная работа - и все в бешеном темпе. Да еще темперамент холерика.
- в: То есть эти срывы были формой разрядки?
- о: Именно так. А еще это был способ уйти из мира, который его страшно раздражал. Вот сидим, смотрим телевизор. Оттуда — очередная банальность или глупость. Ну, мы могли скептически улыбнуться или равнодушно отвернуться. А Володя не мог спокойно это выносить, у него была совершенно неадекватная, на наш взгляд, реакция. Долго не мог успокоиться. У него не было безразличия, свойственного большинству, он жутко переживал все, что происходило, не мог смириться.
- в: Вы говорили с трезвым Высоцким о его срывах?
- о: Никогда. Он сам не вспоминал об этом, ну и мы тоже. Хотя чувство вины у Володи внутри, конечно, было.
- в: Кстати, Высоцкий выступал в институте Склифосовского?
"Давай сделаем у нас концерт". "Конечно, сделаем". В старом шереметьевском здании института есть конференц-зал. Мы все официально оформили через местком, напечатали билеты. Что там творилось! Как просочилось, как узнали? Самое интересное - вся райкомовская знать сидела в первых рядах. Какими путями они достали билеты — не знаю... Там еще есть балкон, так он чуть не обвалился, столько набилось людей!
- в: Кого из друзей Высоцкого вы знали?
- о: Володя связывал и объединял очень многих людей. Я знал Севу Абдулова, Вадима Ивановича Туманова, Валеру Янкловича. Ну и, конечно, товарищей по театру.
- в: У вас с Высоцким случались откровенные разговоры?
- о: Вообще Володя был достаточно скрытным человеком. Наверное, перед кем-то он и раскрывался, но я не был с ним настолько близок... Со мной был один откровенный разговор - в 1979 году мы сидели с ним в машине около моего дома и часа полтора разговаривали. Тогда он немного приоткрыл душу. Его страшно угнетало болезненное состояние, он чувствовал, что уже не может творчески работать, что теряет Марину. Говорил о том, чего уже никогда не сможет вернуть в своей жизни... А ведь тогда начиналось хоть какое-то официальное признание. Я помню, как он радовался, когда ему предложили снимать фильм "Зеленый фургон". Говорил, что будет сам снимать и сыграет главную роль. А потом ему все это обрезали. Это тоже был удар. Но все же он многое уже сделал и многого достиг, и его мучило чувство, что все это теряется... "Какая-то безысходность", - как он сам говорил...
- в: Вы говорили о болезни?
- о: Да. Володя говорил, что ощущает в себе два "я": одно хочет работать, любить, а второе тянет его совсем в другую сторону, в эту пропасть безысходности. И постоянное противоборство двух "я" делает его жизнь совершенно невыносимой. Он метался. Болезнь к этому времени зашла уже очень далеко. И я начал искать, что еще можно сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился. У меня была большая надежда - я и Володю в этом убедил, - что мы выведем его из этого состояния. Лужников разрабатывал новый метод - гемосорбцию. Я договорился, но то не было адсорбента, то ребята выезжали в другие города, а Володя ждал, каждый день звонил: "Ну, когда?!" Наконец мы это сделали. Я пришел к нему, посмотрел и понял, что мы ничего не добились. Тогда мы думали, что гемосорбция поможет снять интоксикацию, абстинентный синдром. Но теперь ясно, что это не является стопроцентной гарантией.
- в: Как вы думаете, когда и каким образом Высоцкий мог столкнуться с наркотиками?
- о: Понимаете, когда мы выводили Володю из тяжелых состояний, то знали, что можно, а чего нельзя. Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Но Володя попадал в разные места, и где-то скорее всего передозировали - тогда "выход" проще. В общем, я думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне "выхода из пике". От меня Володя очень долго это скрывал. Я только в 1979 году догадался, что дело тут уже не в алкоголе. Для меня это было очень грустным открытием - с наркотиками бороться куда труднее. Доз я не знаю, хотя мне говорили, что они были совершенно фантастическими.
- в: Но Высоцкий боролся?
- о: Конечно. У него в последнее время был такой настрой - или вылечиться, или умереть. Дальше так он существовать уже не мог.
- в: Можно было как-то повлиять, удержать, запретить?
- о: Нет, невозможно. Отказ мог привести к смерти. Потому что нужна замена, а она никогда не бывает адекватной. Нормальному человеку трудно себе представить, какая это мука - абстинентный синдром. Страдает все, весь организм. А что касается "удержать"... Володя, на мой взгляд, был человеком, для которого авторитетов не существовало. Другое дело, что у него была своя градация отношения к людям. И в этой системе Вадим Иванович Туманов стоял достаточно высоко. Он мог повлиять на Володю, но в последние годы уже не всегда.
- в: 23 июля 1980 года вечером вы были на Малой Грузинской. Расскажите об этом поподробнее.
способами спасти, или вообще отказываться от всякой помощи. Что предлагал лично я? Есть такая методика: взять человека на искусственную вентиляцию легких. Держать его в медикаментозном сне и в течение нескольких дней вывести из организма все, что возможно. Но дело в том, что отключение идет с препаратами наркотического ряда, тем не менее мы были готовы пойти и на это. Были и другие опасности. Первое - Володю надо было "интубировать", то есть вставить трубку через рот. А это могло повредить голосовые связки. Второе - при искусственной вентиляции легких очень часто возникают пневмонии. В общем, все это довольно опасно, но другого выхода не было. Мы посоветовались и решили: надо его брать. Но его друзья сказали, что это большая ответственность и без согласия родителей этого делать нельзя. И мы договорились, что заберем Володю 25 июля. Он был в очень тяжелом состоянии, но впечатления, что он умирает, не было.
Ну, а двадцать пятого... Мне позвонили... И я вместо дежурства поехал туда. Народу было уже много. За мной ходил Туманов: "Нет, ты скажи, от чего умер Володя?" Позже по этому поводу точно заметил Смехов: "Он умер от себя..." Потом я присутствовал при обсуждении, где хоронить. Отец настаивал: "Только на Новодевичьем!" Начали пробивать, пытались связаться с Галиной Брежневой, но она была где-то в Крыму. Второй вариант - через Яноша Кадара хотели выйти на Андропова. С большим трудом удалось переубедить отца - тогда Новодевичье кладбище было закрытым, и хоронить там народного поэта и певца... Поехали на Ваганьковское. Кобзон рассказывал, что директор кладбища чуть не заплакал, когда ему предложили деньги: "За кого вы нас принимаете? Высоцкого! Да любое место..."
28 июля часа в четыре утра в подъезде дома на Малой Грузинской была панихида. Были самые близкие - мать, отец, Марина, Людмила Абрамова, Володины сыновья... Поставили гроб, играл небольшой оркестр студентов консерватории, там рядом их общежитие. Потом на реанимобиле мы перевезли Володю в театр. Реанимобиль и целая кавалькада машин...
- в: Меня, как, наверное, и многих, мучает один вопрос: если бы вы забрали Высоцкого 23-го?..
- о: Трудно сказать... Но у нас был разработан план: пролечить Володю, потом прямо из клиники - на самолет. И в тайгу - к Туманову. Но как это получилось бы, трудно сказать.
- о: Храню горнолыжные ботинки, которые Володя привез из Франции. Это было в 1975 или 1976 году, тогда с инвентарем было очень туго. Володя говорит: "И тебе привезу". "Ну, это дело тонкое и точное". - "Ничего, сделаем!" Мы сделали мерки: я поставил ногу на картон - очертили, вырезали. Володя вернулся довольный: "Я все-таки тебе привез!" Ботинки известной итальянской фирмы, для того времени просто роскошные! И рассказывает, как все это происходило: "Пошли мы с Мариной выбирать. Ходим-ходим. Какой-то одесский еврей держит лавочку этого горнолыжного инвентаря. Начал выбирать нам, прикладывает твои мерки... А потом говорит: "Вообще инвентарь - дело тонкое. Пусть лучше ваш друг сам сюда приедет". Володя рассказывал и хохотал: "Вот так! Надо было тебе самому поехать в Париж и купить. А то я ношусь с твоими мерками..."
И Марина дала мне Володину. Есть еще французский диск, который Володя подарил нам с женой: "Лёне и Тане - с дружбой! В. Высоцкий". Вот и все, что у меня осталось... Володя часто мне говорил: "Ты собери кассеты. У меня есть человек, у которого все мои песни. Он тебе запишет". Ну, я и прособирался. Тогда казалось, жизнь будет вечной и все еще впереди...