Вспоминая Владимира Высоцкого
Актер начинался... с Достоевского (В. Сергачев, А. Якубовский)

Актер начинался... с Достоевского (В. Сергачев, А. Якубовский)

Мало кто знает, что самой первой актерской работой Владимира Высоцкого была его роль, сыгранная в 1959 году на сцене Московского Дома учителя в спектакле Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", - роль Порфирия Петровича.

Помочь приоткрыть неизвестную страницу творческой биографии Высоцкого любезно согласились В. Н. Сергачев и А. А. Якубовский, имеющие к этому самое непосредственное отношение. Беседу с ними вели В. Тучин и Б. Акимов.

Виктор Николаевич Сергачев - заслуженный артист РСФСР, режиссер и актер, один из основателей театра "Современник", ныне артист Московского Художественного театра, режиссер первого спектакля Владимира Высоцкого.

- Виктор Николаевич, вы были преподавателем у Владимира Высоцкого?

- В 1956 году я закончил школу-студию МХАТа на курсе у П. В. Массальского и остался там педагогом. В том же году Массальский набрал новый курс, одним из студентов которого стал Высоцкий. На курсе было две группы: одну, с которой работал я, вел Тарханов, другую, где занимался Володя, - Б. И. Вершилов. С Высоцким непосредственно в работе я не встречался до третьего курса.

- А та, первая, встреча в 1959-м запомнилась?

- У нас в большинстве учились ребята, поступившие сразу после школы, но он оказался старше. Обычно в студентах, особенно в первое время, проявляется какое-то молодое самолюбие, вероятно, от застенчивости. Они как бы подчеркивают особенности своей индивидуальности. А у него не было этого зряшнего самолюбия. Он производил впечатление деликатного, мягкого человека.

- Какие еще особенности, отличавшие его в то время, вы подметили?

- Вспоминаю, что на общих собраниях Павел Владимирович иногда высказывал претензии к Высоцкому. Сводились они к тому, что Володя как артист несерьезен и все, что он делает, больше подходит для эстрады, а не для Художественного театра. Видимо, у Массальского были свои основания упрекать Володю в эстрадничестве. Хотя на общих занятиях я лично этого не замечал. На первом курсе студенты делали самостоятельные отрывки, и, наверное, по ним Павел Владимирович и судил, что у Высоцкого вкус еще эстрадный, а не мхатовский, не актерский, неглубокий.

- Почему с Высоцким вы решили работать именно на материале Достоевского? Сказалась его типажность или были еще какие-то причины?

- Типаж тут ни при чем. Высоцкий в то время мало подходил для роли Порфирия Петровича в классической трактовке. Хотя актер он был одаренный и разноплановый. Меня привлекло не это. У меня в то время был период Достоевского. Я буквально погрузился в его мир: мечтал перевести его прозу на язык театра. И вот на третьем курсе я предложил Володе и Роману Вильдану: "Давайте-ка попробуем, рискнем поставить отрывок из "Преступления и наказания". Возьмем целиком без сокращений весь текст Достоевского - последний приход Порфирия Петровича к Раскольникову. Мало того, попытаемся полностью буквально выполнить все, говоря по-театральному, ремарки Достоевского: как у него написано - так и будем играть". Володя, помню, удивился: "Как? Это же очень долго! Если всю сцену играть - выходит около сорока минут". Я говорю: "Вот и будем играть сорок минут". - "А кафедра как посмотрит? Ведь на весь экзамен отводится всего два-три часа!" - "Ну и пусть себе смотрят, - отвечаю, - это как раз их дело - смотреть".

- Но в этом отрывке у Достоевского совсем немного персонажного текста. Что же там играть?

- Это у Раскольникова немного, а у Порфирия - около девяти страниц. Но дело не только в этом. Скажем, когда на вопрос Раскольникова: "Так кто же убил?" - Порфирий Петрович отвечает: "Как кто? Вы и убили, Родион Романович", - у Достоевского написано, что Раскольников схватил себя за голову и теребил волосы. Воцарилось молчание. И молчание длилось долго - даже, может быть, минуты две. Так вот, мы точно так же две минуты и молчали. А в самом конце - мы, весь второй семестр репетировали - эта пауза стала своеобразным поплавком-индикатором: если молчали минуту - значит, ничего не выходило, а если получалось естественно и невымученно промолчать две минуты - значит, все было хорошо...

- Почему мир Достоевского конкретизировался для вас именно в "Преступлении и наказании"?

- В этом романе в определенной художественной форме сформулирована центральная проблема той эпохи: все ли дозволено человеку? Здесь, на мой взгляд, ключ и к психологии новейшего времени... Озлобление Раскольникова - не личное, не мелкое, конечно, а против несправедливости устройства мира, - можно было, думаю, показать только путем предельно достоверной, не упрощенной подачи. Одним словом, буквальное исполнение вплоть до ремарок текста Достоевского очень многое в нем раскрывает.

Целый семестр у нас длилось какое-то особое общение: Достоевский (прежде всего, конечно, Достоевский), два молодых актера и я, начинающий педагог. Кстати, такое вот глубокое общение - через искусство, через гениального автора - остается на всю жизнь. Я знаю, что и Высоцкому оно запомнилось. Сужу об этом по его последней театральной работе в роли Свидригайлова в Театре на Таганке в том же "Преступлении и наказании". Показательно, что он - уже зрелый актер с огромным опытом и багажом - использовал в своей работе ходы, найденные еще тогда, более двадцати лет назад.

- Ну а как прошел экзамен?

- Конечно, сильно волновались: как воспримут? На сцене мы сделали выгородку, тоже по Достоевскому, - такую тесную каморку, и сверху положили ширму, чтобы потолок казался низким, потому что "эти низкие потолки ум и душу теснят".

Сразу оговорюсь: это был не просто экзамен по актерскому мастерству. Третий курс - решающий. Если на третьем курсе актер не состоялся, то дальнейшая судьба его очень сомнительна. Вот почему на экзамене было много преподавателей: пришли Поль и Белкин - профессора по западной и русской литературе (Белкин считался крупнейшим специалистом по Достоевскому).

Отрывок этот имел серьезный успех. Во всяком случае, Павел Владимирович сказал про Высоцкого: "Ну вот, теперь я понял, что вы - актер". Белкин подошел к нам и сказал, что это - настоящий Достоевский, что он давно такого не видел.

Володе пятерку поставили. У Вильдана уже была пятерка на 2-м курсе, а у Высоцкого за 1-й и 2-й курсы по актерскому мастерству были четверки.

- А потом вы поставили в Доме учителя спектакль, в котором был занят Владимир Высоцкий...

- Не потом, работа шла параллельно со студийной. Это был, кстати сказать, для нас дополнительный заработок, ведь тогда актер получал 690 рублей старыми деньгами. Что это за сумма, объяснять не стоит, надеюсь.

... А тут - хорошая студия, и условия приемлемые, и сцена (управляла студией Якубовская, художественным руководителем был Ливнев), труппа сильная, со своим репертуаром, то есть это был хоть и не профессиональный, но все же театр, а не просто самодеятельность.

- Но если там была своя труппа, то почему вы пригласили Высоцкого?

- Поначалу роль Порфирия Петровича я отдал Табинскому, но у него постоянно не хватало времени. Это был уже пожилой человек, несомненно одаренный, способный, очень культурный и глубокий. Но сил и времени ему не хватало. И вот однажды я попросил Володю: "У нас там, в Доме учителя, не получается с Порфирием Петровичем. Если можешь - сыграй".

- А интересовался ли студент Высоцкий философией Достоевского?

- Что значит - интересовался?! Во-первых, мы довольно долго репетировали, и тут уж волей-неволей начнешь вникать. Кроме того, мы много беседовали об этом.

- После того, как спектакль закончил свой путь, вы никогда к этой теме не возвращались? Не было желания или попыток как-то реализовать или закрепить так удачно найденное?

- Сначала я прицеливался сделать дипломный спектакль, но на курсе этого не получилось. Высоцкий начал репетировать роль Сигги в "Золотом мальчике" драматурга Одетса. Потом это стал один из дипломных спектаклей.

Но однажды, уже много позже, мы сыграли этот отрывок в Доме-музее Достоевского, куда нас пригласил А. А. Белкин. Все происходило в небольшом зале, присутствовало человек пятьдесят. Мы играли без декораций - просто так, с листа. И... плохо. Не получилось. Я им даже потом сказал, Володе и Роману: "Вы сегодня играли как бегемоты!" Хотя со стороны это, может, и смотрелось, но я-то помню, как было раньше. Конечно, времени прошло много, мы не репетировали, но главное - что-то было утеряно, какая-то внутренняя тонкость исчезла.

В дальнейшем у нас с Высоцким много было встреч, но все они мимолетны. Приходилось иногда работать в одних кинофильмах. Случались и заочные встречи - о некоторых я узнал только теперь: например, в фильме "Иван да Марья" я с экрана читаю стихи, написанные... Володей. Или в "Бегстве мистера Мак-Кинли", где я играю Кокильона, одну из сцен, оказывается, должна была сопровождать его баллада, не вошедшая в картину. И еще "Алиса..." - вот ведь как бывает в жизни. Но так получилось, что именно общение в школе-студии для меня наиболее дорого и памятно.

Андрей Александрович Якубовский -
кандидат искусствоведения, доцент ГИТИСа,
известный театровед, историк и теоретик театра,
играл с Высоцким в его самом первом спектакле.

- Андрей Александрович, вы играли в одном спектакле вместе с Владимиром Высоцким в театральной студии при Доме учителя. Расскажите, пожалуйста, что вы помните?

Этим режиссером стал В. Н. Сергачев. Он предложил собственную инсценировку романа Достоевского "Преступление и наказание". Поскольку Сергачев тогда уже преподавал в школе-студии МХАТа, он привел с собой двух студентов, одним из которых был Высоцкий.

Спектакль был решен камерно и фрагментарно: на сцену выносили лишь отдельные детали мебели. Спектакль сосредоточивался, в основном, на узловых моментах произведения и выдвигал на первый план два центральных персонажа: Раскольникова, роль которого играл Олег Никаноров, и Порфирия Петровича - Высоцкого.

У меня сохранилось впечатление, что ничего легковесно-студенческого в Высоцком в ту пору не было. Он вел себя чрезвычайно самостоятельно и по-деловому, то есть относился к работе как к конкретному делу, не испытывая никаких излишних "сантиментов", и был всецело сориентирован на выполнение определенной задачи.

Столь же определен и конкретен Высоцкий был и в работе над гримом, которого, кстати сказать, в этом спектакле у него почти не было. Помню, как он напрямую высказывал гримеру свои сомнения относительно тех или иных деталей, тщательно выбирал те, пусть и самые небольшие, в которых все-таки нуждалась внешность его "возрастного" персонажа.

На сцене он как-то умел в себе самом вытащить именно то психологическое качество, какое было необходимо, и прежде всего - тот "нерв", который представляется мне определяющим моментом в его работе над ролью Порфирия Петровича.

-

- Должен признаться: мне не очень нравился спектакль Театра на Таганке "Преступление и наказание", в котором Высоцкий играл роль Свидригайлова. Там происходила известная эксплуатация уже апробированных и оцененных его качеств "настоящего мужчины" с низким, рокочущим голосом, я уж не говорю о гитаре, которую он, как вы помните, использовал в одном эпизоде. И если сравнить Свидригайлова, сыгранного Высоцким в полном расцвете сил, с эскизным образом Порфирия Петровича, то следует, я думаю, отдать предпочтение ранней работе. Вероятно, потому, что здесь индивидуальность Высоцкого, может быть, до конца еще не найденная им самим, проявлялась более непосредственно и ярко, осмысленнее служила раскрытию образа.

Его Порфирий Петрович был человеком, глубоко заинтересованным в своем деле. Он был захвачен процессом выявления истины - понятным, необходимым, но вместе с тем каким-то дьявольским, совершавшимся на уровне какого-то фокуса или магии. То была действительно психологическая битва между Порфирием Петровичем и Раскольниковым. Олег Никаноров играл Раскольникова в неврастеническом ключе, несколько злоупотребляя, если можно так выразиться, "отыгрышем": на каждое обращение оппонента он давал целую волну пауз, в которые он как бы пытался осмыслить его предположения. Вместе они составляли впечатляющий дуэт: агрессивность, действенность, наступательность - и "страдательный залог", в котором пребывал собеседник, попытка глухой защиты молчанием.

Очень интересно, помнится, Высоцкий произносил реплики в сторону. Параллельно с участием в событиях Порфирий Петрович в инсценировке Сергачева все время давал им оценку. Когда Николка бросался к нему в ноги, признавался в том, что убил он, и сразу же говорил: "Топором", - Порфирий Петрович произносил реплику: "Эх, торопится - на себя наговаривает!" Высоцкий произносил эти слова, исходя из собственного темперамента, собственной увлеченности процессом игры. Вместе с тем он произносил реплику по "классической школе" - ведь всякая реплика в сторону в драме есть порождение и выражение крайнего напряжения внутренних сил. Попытка встать в какой-то момент на позицию стороннего наблюдателя в оценке событий, участником которых он является, делала образ очень сложным и при этом - органичным.

- Что это был за образ в плане трактовки?

"Кто вы?" - его герой отвечает: "Я-то, Родион Романович, - человек поконченный". Вот что главное в нем: он не представитель от истины - он правит свою, пусть важную, но - работу. Так сказать, тяжелый долг. Герой же Высоцкого был иным. Его темперамент, его наступательность, его полная отдача образу всех внутренних сил не позволили открыться этому второму плану образа. Да, в каком-то высоком смысле Порфирий Петрович действительно человек поконченный, ибо, служа добру, он в конечном счете служит увековечиванию того, что есть. Но я тем не менее помню, как, произнося слова Порфирия Петровича: "Я - человек поконченный", - и Высоцкий резко менял тональность, будто бы осознавая, что здесь выход в какую-то тему, им не затронутую. Он переходил на такие низкие гудящие интонации и тем самым как бы выключал этот момент из психологии персонажа, но включал его в звучание какой-то общей темы.

- Можно ли сказать, что спектакль держался на Высоцком как на исполнителе главной роли?

- У меня нет ощущения, что спектакль был интересен только благодаря Высоцкому. Он был интересно задуман режиссером. Там были очень любопытные персонажи: например, сестра Раскольникова, которую эмоционально и трогательно играла Ирина Асташева. Это был спектакль, очень интеллигентный по общему рисунку, по пространственному решению. Помнится, и сам Сергачев тоже что-то в нем играл, когда не хватало исполнителей. Словом, спектакль обрел черты студийности.

- Какое впечатление произвела на вас первая встреча с Высоцким?

- Он сразу обращал на себя внимание. Был как пружина в сжатом виде - в нем уже жили будущие актерские работы, песни... В работе это выражалось через предельное участие во внутреннем мире героя, подчас без размышления о том, в чем персонаж прав, а в чем заблуждается. А это - важное исходное качество всякого искусства. В старом театре имели хождение понятия - актер-прокурор и актер-адвокат. Высоцкий выше этого. Так, в фильме "Место встречи изменить нельзя", понимая всю уязвимость позиции своего героя, актер всецело отдает себя для реализации этого персонажа как неповторимого типа. Этим он, как актер, прежде всего и интересен и запоминается сразу и навсегда в каждой своей работе...

"предначалом" Высоцкого. Он запоминался в ней живостью, темпераментом, одаренностью, своим абсолютно личным участием в ситуациях и проблемах персонажа. Именно поэтому и есть основание говорить об этой ранней работе Высоцкого. Следует одновременно учесть, что художественное, творческое начало в самодеятельности реализуется в той самой мере, в какой возможно личное участие того или иного актера-любителя в своем персонаже. Все прочие критерии - производные от этого первого.

Раздел сайта: