Вспоминая Владимира Высоцкого
Доступен всем глазам (Владимир Надеин)

Доступен всем глазам (Владимир Надеин)

... Он был занят в тот день, но уговаривать его не пришлось: минутку подумав, согласился приехать на встречу с клубом книголюбов "Известий". И тут проявилась свойственная ему простота. Он отказывался, когда не мог или не хотел, а вовсе не потому, что мало уговаривали. Спел три песни, извинился, что на большее нет времени. Уже у входа его догнала председатель клуба, чтобы хоть так, на ходу, вручить подарок: несколько книг.

- Спасибо, это есть. И это, - говорил Владимир Семенович, возвращая книжки. - А вот за это спасибо, давно хотел почитать.

Это была книжка в темно-зеленом переплете - "Нравственные письма к Луцилию" Сенеки. Два дня спустя, когда в разговоре всплыло имя одного общего знакомого, Владимир Семенович процитировал Сенеку: "От природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от постоянных удач". Я потом нашел это место, оно во второй половине солидного тома. Нашел и почувствовал угрызение от того, что сплю по семь часов.

Где находит время мальчишка, чтобы запоем глотать книги, - это понятно. Дни в детстве длинны, недели огромны, месяцы бесконечны.

Детям вечно досаден
их возраст и быт.
И дрались мы до ссадин,
до смертных обид.
Но одежды латали
нам матери в срок,
мы же книжки глотали,
пьянея от строк. 

Да, тут все понятно. Но где находил время для систематического, удивительно разнообразного (беллетристика, поэзия, история, социология...) чтения зрелый, но, к несчастью, далеко не богатырского здоровья человек, который вел кипучую литературную деятельность, был артистом театра и кино, выступал в многочисленных концертах? Он урезал свой сон втрое против обычной нормы, его сутки стали тридцатичасовыми. Но ведь и так разложи сделанное на троих, и то не каждому по плечу, и то трудно. А ведь были еще житейские заботы, и друзья, и палки в колеса...

Дела!
Меня замучили дела -
каждый шаг, каждый час,
каждый день.
Дотла!
Сгорело время, да и я -
нет меня, только тень. 

... Владимир Высоцкий знал французский язык, любил его. Пластинки сохранили спетых им на французском несколько широко известных песен: "Сон мне: желтые огни...", "Кто-то высмотрел плод, что неспел..."

"шансонье" для определения своей работы Владимир Семенович не пользовался никогда. От его чуткого слуха не могла ускользнуть некоторая претенциозность этого термина - во всяком случае, в применении к русскому поэту. Те же и "бард", и "менестрель" - и тут виделся ему налет выспренности. Высоцкий нашел иную характеристику, главное достоинство которой даже не скромность, а простота и точность термина - авторская песня.

Сердцевиной авторской песни как художественного явления Владимир Высоцкий считал непосредственное общение с людьми. (Показательно, что привычного в таких случаях слова "публика" он тоже избегал...) Удивительно легкий на подъем, он побывал во множестве стран. Но он еще изъездил, излетал едва ли не всю нашу страну. Он выступал перед металлургами Липецка и старателями Бодайбо, перед ташкентскими студентами и физиками Обнинска, моряками Одессы и авиаторами Приморья... И всюду не публика - люди, люди...

Не потому ли так неистощимо богат разными профессиями мир героев его песен?

Мы многое из книжек узнаем,
А истины передают изустно... 

Чего только не передают из уст в уста! "Сколько слухов наши уши поражает! Сколько сплетен разъедает, будто моль!" Слухи и информация, исповедь; и бравада, стеснительные, полувнятные ответы молчунов и болтовня назойливых, стремящихся привлечь к себе внимание знаменитого артиста - как непросто извлечь из этого потока крупицы истины.

Все, кто знали Владимира Высоцкого, единодушно отмечают один из его удивительных даров - дар слушателя.

Квалифицированные литераторы, как правило, - квалифицированные слушатели. Но это не всегда от души, порою от ремесла. Владимир Высоцкий был собеседником, рассказывать которому - одно удовольствие. Но, конечно, наивно объяснять это утилитарностью литератора, ищущего прототип для очередного произведения. Культура общения с людьми была лишь одним из характерных показателей его общей высокой культуры.

Высоцкий - ветеран войны, полковник в отставке... Вот краткие выдержки из воспоминаний Нины Максимовны: "Володя начал рано говорить, к двум годам знал много стихов... Впервые попал в театр, когда ему еще не было трех лет... В начальных классах он любил уроки пения, но однажды пришел из школы опечаленным и рассказал: "Был урок пения, учительница велела петь во весь голос, я запел, а она прогнала меня из класса и поставила мне двойку..." В десятом классе Володя начал посещать драмкружок в Доме учителя. Руководил кружком артист МХАТа В. И. Богомолов, который первым заметил у Володи актерское дарование и посоветовал ему пойти в театральную школу".

Не исключаю, что для отдельных почитателей некоторых ранних песен Владимира Высоцкого эти биографические штрихи покажутся разочаровывающе неожиданными. Допускаю также, что кто-нибудь сошлется на якобы неопровержимые личные свидетельства каких-то друзей и даже "корешей". Разумеется, никакие слухи не в силах бросить тень на творчество поэта. И все же я уверен: нужно хоть раз со всей определенностью сказать, что слухи о каком-то ином прошлом Владимира Высоцкого не имеют под собою решительно никакой почвы.

Возможно, в возникновении этих странных легенд сказалось известное заблуждение, когда личность поэта напрямую отождествляется с героями песен, написанных от первого лица: сам В. Высоцкий не раз над этим посмеивался.

Но даже прямое отождествление не дает оснований для подобных догадок. Да, совпадают ритмы, совпадает речевой строй, как естественное средство художественной персонификации. Но послушайте внимательно: нет в этих песнях самой главной отличительной особенности так называемой "блатной" лирики - нет воспевания воровской романтики. Есть боль за сломленные души, есть тоска по свободе, как естественному для человека состоянию, есть непокорные и заблудшие, есть грязь обстоятельств и очищающая любовь.

Оно, конечно, предпочтительнее, чтобы человек отстаивал незыблемость своей любви не словами: "А мне плевать, мне очень хочется!" В иных песнях непреклонность чувств выражается поизящнее. Ну, к примеру: "Коль любить, так любить! Коль дружить так дружить!" Тут сразу видно, что мы имеем дело с воспитанным и покладистым молодым человеком, согласным на любой вариант: может любить, а может и дружить... А у Высоцкого человек совсем иной - так не покупать же украшения жизни ценою лжи!


но лишь сбиваюсь с искреннего тона,
мне сразу больно хлещет по щекам
недвижимая тень от микрофона.
Я освещен, доступен всем глазам.

Нина Максимовна вспоминает: "С раннего детства я замечала в ребенке удивительную доброту. Он мог собрать, например, детей из нашего дома № 126 по Первой Мещанской и всех кормить, а иногда оделял всех подарками: отдаст какую-нибудь игрушку, книжку". Что касается разных "игрушек", то с ними расставался, а вот книжки... Тут изменения были разительными, хотя и естественными. Книгами В. Высоцкий очень дорожил. У него была довольно обширная, в идеальном порядке содержавшаяся библиотека, в которой выделялась справочная литература и особенно - словари. Он говорил, что ему нравится читать словари "просто так". Он приходил на встречу со словами, как с друзьями, - не потому, что от них что-то нужно, а для духовного общения.

Сколько слов, найденных Владимиром Высоцким на перекрестках жизни, вернутся в эти словари, отстиранные академиками от дорожной пыли?.. И сколько старых, полузабытых вернулось в сегодня на работу строчками его стихов?..

Птица Сирин мне радостно скалится,


травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн
зазвенели в свой черед -
это птица Гамаюн
 

Тут же, в "Песне о петровской Руси", Владимир Высоцкий создал один из шедевров аллитерации. Прислушайтесь...

Слышите колокольный перезвон?..

В синем небе, колокольнями проколотом,
медный колокол, медный колокол

Купола в России кроют чистым золотом,
чтобы чаще Господь замечал...

Если объяснять слишком настойчиво разницу между собою лично и героем шуточной песни "Ой, где был я вчера!.." Владимир Высоцкий считал излишним, то за военные песни он "оправдывался" довольно часто. Конечно, не только инерция восприятия иными слушателями, но и удивительная проницательность в воссоздании психологии и, более того, мироощущения солдата вызывали у фронтовиков особое доверие к автору: этот, мол, наш, этот все прошагал да прополз. Когда Владимир Высоцкий объяснял во время концертов: "Я не воевал, мне не довелось", - это было фактом его биографии. Когда он писал об этом стихи - это становилось изложением нравственной позиции.

Здесь, на трассе прямой,

что и я где-то здесь довоевывал невдалеке.
Потому для меня
и шоссе, словно штык, заострялось,
и лохмотия свастик болтались на этом штыке.

"шансонье" звучит без малейшей претенциозности. Но у Владимира Высоцкого любимое место: Самотека, Москва. Оттого и внедренное им в употребление "авторская песня" для Самотеки звучит как-то свойственнее. А уж о нем самом, сколько словари ни листай, ничего точнее не скажешь, чем - Поэт!