"Он мог петь сутками" (Петр Тодоровский)
Мы познакомились в начале шестидесятых...
Это было удивительное время. Тогда в кино, в литературе появились новые имена.
Но среди них первыми "властителями дум" были Булат Окуджава, поэты Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Геннадий Шпаликов - люди, которым было что сказать: и о себе, и о своем поколении, и о времени. Мы читали их стихи взахлеб, их песни звучали в компаниях, мелодии их "мурлыкали" в дороге. Их творчество не давало нам покоя, настолько оно было глубоко и своеобразно по смыслу. Это была свежая струя после долгих лет среди привычных стандартных для слуха и глаза явлений в искусстве.
Несколько позже появился и Володя Высоцкий. Должен признаться, что я не сразу принял его песни всерьез. Возможно, потому, что громкий, хриплый голос, которым они исполнялись, уводил от смысла текста, а в мелодии слышалось что-то достаточно примитивное, ходовое, узнаваемое. От всего этого складывалось впечатление чего-то полублатного, полуцыганского. Лишь потом, когда мне удалось прочитать его песни, я понял, почувствовал, что появился новый поэт, совершенно непохожий на Булата Окуджаву, своеобразный, самобытный народный поэт.
Булат Окуджава и Владимир Высоцкий.
Люди разного поколения... Но есть в их творческой судьбе общее. Они появились в определенное время нашей жизни, когда все было "понятно", все "правильно". А у этих поэтов все было "неправильно". Их беспокоило, волновало, не давало спокойно жить то, на что другие закрывали глаза: невнимание друг к другу, хамство, несправедливость. Их волновали, и очень остро, судьбы людские. Поэтому они чаще обращались к сердцам простых людей. Особенно Володя.
На многочисленных встречах со зрителями меня обязательно спрашивают: были ли вы знакомы с Высоцким? Я рассказываю о наших встречах, и когда речь заходит о его песнях, то всегда советую почитать их, как стихи, чтобы навсегда основательно понять, что прежде всего сила его песен в текстах.
Его колоссальная популярность не случайна. Такой поэт должен, непременно должен был появиться.
в клубах... Вот одна история.
Однажды, когда он снимался в Одессе, он зашел ко мне во время перерыва (я жил напротив киностудии), чтобы я сварил ему овсянку или манную кашу (болел желудок). Пока я кухарил, прибежал ассистент режиссера и сообщил ему, чтобы он не торопился на площадку, что в следующих сценах фильма он не потребуется.
Чтобы не терять зря времени, Володя предложил записать на магнитофон его новые песни. Я тоже взял гитару, чтобы подыграть ему, благо музыкальные аккорды и ходы его мне были знакомы. Вечером ко мне пришли знакомые студийцы, которые собирали все записи Высоцкого, и переписали песни.
Буквально через полтора месяца я был приглашен со своей картиной на встречу с кинозрителями в Нижний Тагил. Прихожу в кинотеатр. Слышу, в директорском кабинете звучит наша с ним фонограмма. И первым вопросом, когда я открыл дверь кабинета, был: Петр Ефимович, расскажите, как была сделана эта запись. Всего полтора месяца прошло!.. Тысячи километров!
Вспоминаю ночь накануне похорон Володи... Я задержался на студии с монтажом новой картины и приехал на Таганку поздно. Вышел из метро и долго смотрел на огромную людскую толпу около театра... Протиснулся к входу...
"Умер артист Театра на Таганке Владимир Высоцкий".
Артист... Но я уже понимал, что его время как поэта тоже придет, потому что невозможно было, чтобы оно не пришло. Слишком много ему удалось сказать о нашей жизни, о хороших и плохих ее сторонах. Он задел нас за что-то очень живое.
Меня часто спрашивают, как я отношусь к музыке Высоцкого. Спокойно. Если у Булата Окуджавы музыка и стихи едины, то у Володи подчас она служила лишь аккомпанементом. Он писал много текстов, и ему не хватало времени, требовательности отрабатывать мелодию. Он часто "ломал" ее, подгоняя под рифму стиха, что порой получалось неудачно. Но он так мастерски исполнял свои песни, что звуковой ряд обычно уходил на второй план, оставался смысл строк. Может быть, эта музыкальная грубоватость и вызывала у слушателей особое доверие к его песням, притягивала к ним. Может быть, в этом и есть та авторская индивидуальность, которая зовется песней Владимира Высоцкого.
Многие удивляются содержанию его песен, обвиняют в романтизации уголовного мира, в "идеализации антиобщественных элементов" и принимают только песни последних лет. Вопрос сложный.
Володя вначале был то, что называется "для компании". Он мог петь сутками. Как-то мы жили под Одессой, в палаточном городке. Прилетел Высоцкий на два дня - отдохнуть. К вечеру развели костер, шашлыки готовить стали... Володя запел. И вдруг со всех сторон из темноты к костру начали сходиться туристы. Обступили его. И он пел для них до утра, пока солнце не взошло. И пел с удовольствием.
голосом. Дворничиха думала, пьяница какой, милиционера позвала. И все кричит ему на ухо: "Вот уже несколько часов - все пеньё и пеньё". Все перекричать Володю хотела. Да разве можно. Голос у него был сильный... Хороший голос.
Спросили у меня однажды: "А Высоцкий - явление в искусстве?" Думается, что когда много лет нельзя о чем-то говорить, когда есть запреты, то, что в конце концов вырывается наружу, уже становится явлением для людей, для времени. Явлением этого периода.
Володя Высоцкий не снимался в моих картинах. У каждого режиссера сложился свой тип героя. Не было в фильмах, которые я ставил, персонажа, походившего по темпераменту, внутреннему миру, внешности на Володю. Он актер другого плана, другого жанра. Мне кажется, что фильмы, в которых он работал, не смогли в полной мере раскрыть его талант. Не нашлось при его жизни в кинематографе режиссера, который смог бы "размять" его, помочь ему в совершенстве раскрыть его творческую индивидуальность. Теперь бы это, наверное, смогли сделать и Михалков, и Соловьев, и Шахназаров... Правда, есть у него удачная роль в фильме Говорухина "Место встречи изменить нельзя".
В театре - другое. Там ему удалось сделать больше. А он человек, бесспорно, талантливый.
Я был в Бразилии со своей картиной и давал интервью корреспонденту крупной газеты. И меня поразило, что там очень хорошо знают песни Высоцкого. Мировая известность. Может, мы до конца еще не понимаем, какого масштаба был человек.