Вспоминая Владимира Высоцкого
"Стал для меня кумиром" (Александр Иванкин)

"Стал для меня кумиром" (Александр Иванкин)

В документальном кинематографе Владимира Высоцкого почти не снимали. Остались лишь очень немногие кадры. В том числе небольшая, скромная работа тогда еще первокурсника ВГИКа Александра Иванкина, которого сейчас зрители хорошо знают по таким талантливым фильмам, как "Черный ход", "Пирамида", "Соло трубы".

У каждого из нас - свой Поэт, свой Актер, свой Гражданин. Я был мало знаком с Владимиром Высоцким. Лишь наблюдал за ним в течение двух месяцев на репетициях "Гамлета" в Театре на Таганке, где мы, студенты, - будущий режиссер Юрий Оксанченко, будущие операторы Сергей Поваров и Юрий Козельков, - соединив свои усилия, снимали наш первый в жизни "учебный" фильм "Быть или не быть".

А впервые я увидел Высоцкого в фойе Театра на Таганке в прологе спектакля "10 дней, которые потрясли мир". Он был в тельняшке, в матросских клешах, с гитарой в руках. Мне было девятнадцать, и, как для тысяч сверстников, он давно стал для меня кумиром. Вместе с Окуджавой, Визбором, Галичем, Клячкиным, "Битлз" я записывал на магнитофон его бунтарские, будоражащие душу песни. А в тот день мы стояли совсем рядом, и он вместе с другими актерами громко пел: "Как родная меня мать провожала!.." Пел залихватски, отчаянно. А потом я услышал: "Айда за нами, братва!" И все двинулись в зрительный зал. Незабываемые минуты...

"Гамлета" один из моих друзей сказал: "Когда Высоцкий кричит: "Быть или не быть?!!" - я внутренне сопротивляюсь, потому что мне кажется, что он-то про себя все давно знает и давно решил, что быть. Этот вопрос не для него. Он не может бояться "страны, откуда ни один не возвращался..."

В те два месяца мы буквально не выходили из театра, делая двадцатиминутную ленту. Камеры Высоцкий не замечал и не стеснял нас. Понимая, что мы волнуемся за исход фильма, откликался на все просьбы. Прощал неловкость, нашу суету и неумение вовремя снять. Мы же старались не обращаться к нему лишний раз, поскольку видели, что все, что он делает, - на пределе наших представлений о физических и духовных резервах.

Казалось, он умеет расслабляться, как опытный спортсмен. Перед началом репетиции он сидел, развалясь у стенки, на полу, тихо перебирая струны. Потом медленно вставал, медленно шел. Остановившись, тихо произносил первую поэтическую строку: "Гул затих, я вышел на подмостки..." Потом - я помню это ощущение - словно гигантская многотонная волна, взмывался и обрушивался его голос в зал. Приходило недоумение: "Почему Пастернака не поют?"

Конечно, все это - только мои мимолетные впечатления... Мне не дано было понять его жизни. Наверное, для этого с ним нужно было бы играть на сцене, долго наблюдать или снимать настоящий большой фильм.

Последний раз я наблюдал за ним на праздновании юбилея Театра на Таганке в ВТО. Меня пригласили с фильмом. Я опоздал и бегом поднимался по лестнице на последний этаж. И вдруг услышал торопливый перебор гитарных струн и тихое, в четверть голоса, пение Высоцкого. Я остановился и остался незамеченным.

ручку и начал играть, пытаясь тихо петь. Остался недовольным. Мотнул головой. Вычеркнул. Кто-то выглянул из зала. "Володя, кончай, сколько можно? Все же ждут. Ну?!" - "Уже иду", - сказал Высоцкий и снова начал быстро писать. Еще минуту он думал над текстом, потом начал медленно собирать листки. Зажав гитару под мышкой, открыл дверь и вошел в зал. А я с отчаянием подумал: хватило бы одной кассеты, чтобы это снять!

Он поднялся на сцену. Вынул из держателя микрофон, повернул острым концом эту железку к себе, наколол на него, как продавец чеки, свои листки и начал петь. Это была очень задиристая песня о театре, об актерах, о времени и о жизни. Потом я ее никогда больше не слышал. Зал аплодировал, смеялся. Спев очередной куплет, он неподдельно удивился сам себе и громко говорил: "Нет, это у меня, оказывается, зачеркнуто. Этого не нужно было петь. Я в темноте писал, а тут свет бьет в глаза, и я не понял". Все хохотали. Казалось, он вечен.

О смерти его узнал утром во время одного из полуфинальных боев по боксу. Шла Московская Олимпиада, и я снимал фильм. В этом же зале, за перегородкой, вел съемки баскетболистов Юрис Подниекс, поразивший нас всех недавно своей картиной "Легко ли быть молодым?". Для связи с операторами нам выдали рации. Я держал свою у щеки и смотрел на ринг. Вдруг она зашипела, и взволнованный голос Юриса из соседнего зала произнес: "Ребята, вы меня слышите? Высоцкий умер. Вы поняли меня?!" - и выключился, чтобы услышать ответ. Ошеломленные бедой, мы онемели. Юрис опять включился и переспросил: "Вы меня поняли?!"